— Не перепутал? Прозвище добро запомнил?
— Как не запомнить!
Гаркуша разбудил сотника, пошептался с ним в шатре. Вскочив на жеребца, коротко бросил Алексашке:
— Не отставай!
Алексашка не мог знать, кто такой Мужиловский и почему при упоминании о нем Гаркуша сразу же сел на коня. Почти всю дорогу атаман молчал. Когда кончился лес и кони вышли на шлях, — расступилась тьма, стало веселее ехать.
— Посольство гетмана Хмельницкого! — сказал Гаркуша, ворочаясь в седле.
Уже на рассвете подъехали к хате. Стоявший на часах казак пошел будить Мужиловского. Через раскрытую дверь донеслось басистое: «Зови!..» Не дожидаясь казака, Гаркуша подхватил саблю и переступил порог. Алексашка услыхал радостный голос атамана:
— Здравствуй, батько!
— Здравствуй! Бог свел нежданно-негаданно.
Они обнялись. Алексашка присел у двери. В хате зажгли светец, и тусклый огонек заполыхал на столе..
— Как занесло тебя, батько, на Белую Русь? Не из Московии ли?
— Не ошибся. — Мужиловский понизил голос. — Гетман Хмельницкий с посольством отправился к царю. И просил завернуть в земли Литовского княжества, подивиться, чем живет люд и что деется в местах этих.
— Клокочет Белая Русь, батько. Так и передай гетману. Мужики бросают хаты и берутся за косы. Десять дней Пинск шугал пламенем. Люду полегло, как на поле Куликовом. Под Бобруйском и Слуцком теперь казацкие загоны вместе с холопами стоят. Осадили Кобрин, Лоев, Игумен… Я на Березе разбил стражника Мирского, а Радзивилл вышел с войском на Кричевского. Теперь на Хлипень иду. Вот такие дела…
Мужиловский встал, молча прошелся по хате. Алексашка отодвинулся подальше от двери, положил голову на руки. В темноте Мужиловский заметить его не мог. Он постоял у двери, вдыхая прохладный воздух, вернулся к столу. Из плетеной ивовой корзины вынул скудель и куманец.
— Попей меду. Свежий, липовый… — сел, кряхтя, на скамью. — В Москве с Ордын-Нащекиным вел разговор. Он той же думки, что и гетман Хмельницкий. Пора люд собирать в единую державу, под одни хоругви. И белорусцам в той державе по праву надлежит быть. Но сейчас не время говорить про земли княжества Литовского…
«Когда же будет то время?» — горестно подумал Алексашка и прикусил губу.
— Да и мир подписали, — заметил Гаркуша.
— Что — мир! — Мужиловский со злостью сплюнул. — До весны. Там снова в поход тронемся…
Алексашку клонило в сон — смежались глаза. Будто за стеной, хрипловатый голос Гаркуши:
— Правда ли, что в Москве не спокойно?
Мужиловский ответил:
— Правда. Люди посадские бунтуют. Громили дворян и бояр. В ответ на бунтовство воеводы лютуют больше прежнего, порют целыми улицами, тащат в застенки и на дыбу поднимают. Царь наказывал князьям, а те — головам стрелецким, чтоб стрельцов смотрели и ружья у них досматривали почасту, и чтоб они, стрельцы, к стрельбе и всякому ратному строю были обучены, и к походу, и к бою всегда были готовы…