Приезд пана Тышкевича в Охов не предвещал ничего хорошего. Силан поглядывал из-за куста орешника, как прошел пан к хате старосты. Возле хаты, под березой, поставили столик, застеленный белой скатеркой, и скамейку. Тышкевич опустился на скамейку. Силан увидал двух похолков в белых кафтанах и сразу защемило сердце. Предчувствие не обмануло. Староста велел мужикам немедля собираться.
— Все? — спросил он старосту.
— Все, ваша мость.
Ждут мужики, что скажет пан. А тот чешет пальцами затылок и смотрит на белые облака. Мужики видят быстрые глаза, острый нос, торчащий шилом над черной щеткой усов. Вздрогнули усы.
— Кто? — пан Тышкевич сузил глаза и посмотрел на эконома.
— Степка Бурак.
— Степка!.. — крикнул староста.
Степка Бурак, сутулый длиннорукий мужик, вздрогнул и опустился на колени.
— Шестьдесят грошей за куницу, — прочитал эконом.
— Почему не отдает? — спросил Тышкевич у старосты.
— Отдам, ясновельможный, — божился Степка. — Свезу в Пинеск овес и коноплю, и отдам…
— Не хочет куничными отдавать, пойдет в тягловые! — прошипел пан Тышкевич. — Пять дней в неделю… Походки! Десять плетей ему, чтоб помнил про долг.
Похолки схватили Степку, бросили на траву и задрали рубаху. Засвистела плеть и голос эконома считал:
— Раз… два… три… четыре…
Не успел Степка подняться с травы и завязать на штанах веревочку, как голос старосты снова оповестил:
— Силан Сиротка!
Походки подмяли Силана. Кто-то сел ему на ноги, кто-то тяжело придавил голову к земле. Упругая плеть обожгла спину, и Силан сжал зубы… Все девять мужиков были старательно высечены в тот же день. А через две недели сонную тишь Охова нарушил людской говор, скрип повозок и храп коней. Грозно поблескивали пики и широкие лезвия алебард. Страх и смятение навевали крылья гусар и тяжелые черные кулеврины на неуклюжих деревянных лафетах. В хате старосты остановились ясновельможные паны — стражник Мирский и пинский войт Лука Ельский. Оховские мужики знали, что войско идет к Пинску, в котором засели черкасы вместе с горожанами. И теперь рядили, что будет с повстанцами?
К вечеру за Силаном пришел староста и повел в хату. По дороге поучал:
— Переступишь порог — падай в ноги. Внимай, о чем тебе говорить будет ясновельможный пан.
— Смилуйся, — просил Силан. — Зачем я надобен ясновельможному?
— Знать не знаю.
Пока шли, все передумал Силан. Может, земли куничные продал пан? А может, просил рейтар высечь его? Скорее всего, что сечь будут. За что — Силан догадаться еще не мог.
Переступив порог, он упал на колени, не рассмотрев еще, кто есть в избе.
— Вставай, — повелел голос.