Кандида устало смежила веки. И десять минут спустя, когда Абигейл тихонько притворила за собою дверь, она уже спала крепким, безмятежным сном.
— Девочка пережила глубокое потрясение. Должно быть, треволнения вечера пробудили некие давние воспоминания, — сообщила Абигейл мужу, спустившись в гостиную.
— Хмм... А что, если Кандида и впрямь когда-то знала этого человека? — с любопытством осведомился Марти.
— Ну, такую возможность я бы исключать не стала, — согласилась Абигейл. — В конце концов, память ее пока еще восстановилась не полностью. Кандида помнит, как приехала в Энглбери, но не помнит, когда именно. Впрочем, не верится мне, что человек, для Кандиды настолько близкий, как следует из ее эротических снов, оказался бы бесчувственным негодяем и не попытался бы связаться с нею после несчастного случая. Ведь сообщение о происшествии напечатали во всех местных газетах.
— И впрямь невероятно, — кивнул Марти.
А наверху, в своей спальне, Кандида улыбалась во сне и тело ее трепетало в сладостном предвкушении.
— Боже мой, как ты прекрасна! Я сжимаю тебя в объятиях! Но позволишь ли ты и полюбоваться тобою, малютка Кандида? Мне так этого хочется...
Кандида заметно напряглась, едва опытные мужские руки принялись осторожно раздевать ее. Сердце испуганно забилось в груди. Но вот, по мере того как блаженство и восторг вытесняли девичьи страхи, напряжение схлынуло, тело расслабилось, откликаясь на восхищенные похвалы возлюбленного. А он неспешно и бережно — о, как бережно! — снимал покров за покровом, и каждое прикосновение горячих рук дарило ей неизведанное прежде наслаждение.
Он знал, что это — ее первая ночь, ее первое сближение с мужчиной, и успокаивающе уверял, что выбор за ней. Если она попросит, если вдруг передумает, он остановится. Но Кандида уже приняла решение и менять его не собиралась. Ей не хотелось, чтобы он останавливался. Напротив...
Она тихо вскрикнула от восторга. Его прикосновения разбудили в ней жаркое пламя, растревожили чувства, до сих пор запертые где-то в глубинах подсознания, в потайной сокровищнице, ключ от которой был только у него...
Как она его любила, как сильно желала! То, что с любым другим казалось немыслимым, с ним выглядело желанным и неотвратимым... Ее пробирала дрожь желания и страсти. Один его взгляд — и Кандида беспомощно таяла...
В том, как он произносил ее имя, заключалась поэзия куда более изысканная, нежели в бессмертных любовных сонетах. В том, как смотрел на нее, таилась красота более проникновенная, нежели в поэмах и песнях. Кандиду пугала сила своего отклика. Возлюбленный волновал, завораживал и распалял; ей хотелось одновременно смеяться и плакать. Переполняющее ее счастье несло в себе сладостную боль. Благодаря любимому Кандида чувствовала себя бессмертной богиней и в то же время остро ощущала собственную хрупкость и уязвимость, пугающую зависимость от него и его любви, холодела от ужаса при мысли о том, что может его потерять.