У Моники появилось кошмарное ощущение не реальности происходящего — что-то вроде сновидения, некоей фантасмагории.
На острове, наверное, есть и другие люди.
Есть, но все они подчиняются мне.
Стэн явно давал понять, что на Виньяне ей не стоит от кого-нибудь ждать помощи, потому что все обитатели острова зависят только от хозяина. И к тому же он позаботился о свидетелях, которые подтвердят, что она отправилась на остров по собственному желанию, как любознательная туристка; кто же поверит, что ее держат там на сильно?
И сколько продлится мое заточение?— шутя, спросила девушка, хотя на самом деле еле сдерживала слезы беспомощности и обиды. Не из-за того, что останется с мужчиной наедине, лукавила она, а потому, что он ведет себя, как сумасбродный властелин, корсар.
До свадьбы.
Монику охватило страшное смятение.
До свадьбы?
Чеканное лицо Кэмпа осветила улыбка.
До свадьбы Фила и Памелы,— пояснил он.
Я подумала, что вы...
Что я имею в виду себя?— прервал ее Стэн немного осипшим голосом, отчего у пленницы до предела напряглись нервы.— Вы это предлагаете в качестве альтернативы?
Моника гордо вскинула белокурую голову, встретив его насмешливый взгляд холодным презрением, за которым скрывалось душевное смятение женщины, увлеченной этим ярким человеком.
Только если мне грозит казнь: быть заживо сваренной в кипящем масле.
Стэн задумчиво, одним пальцем обвел ее подбородок, отчего у девушки по спине побежали мурашки.
Я мог бы заставить вас видеть все в более радужном свете.
Сердце у Моники сжалось, и она отвернулась, чтобы не видеть его самодовольной физиономии.
Только похитив женщину, вы можете заставить ее быть с вами,— съязвила пленница.
Вовсе нет. Предпочитаю более утонченные методы. Попробую вас с ними познакомить мисс Недотрога.
Когда он прижал ее к себе, Моника пыталась закричать, но голос не повиновался. Она стремилась остаться холодной как льдинка и вырваться из объятий атлета, но, ощутив жар его груди, безвольно поникла.
Он приподнял лицо своей пленницы и прижался губами к ее пылающему рту. Девушка ощутила еще большую слабость перед нахлынувшей бурей неизведанных прекрасных чувств. Но странно, она не хотела, чтобы он ее целовал. Не хотела... Однако устоять перед кипучей страстью Кэмпа не смогла. Ее воля была сломлена. Когда он снова приник к губам в жадном долгом поцелуе, она не только не сопротивлялась, а, напротив, испытывала блаженство...
Закрыв глаза, Моника попыталась хоть немного взять себя в руки. Но это было все равно, что сдвинуть с места Эйфелеву башню. Боже, как она могла настолько потерять самообладание. Где же ее женская гордость, самолюбие?!