Я просмотрел газеты за весь месяц, журнал «Огонек» за весь год и учебник новейшей истории для десятого класса: двадцатый век, революция, Советский Союз… Все так. Все, как я помнил. И так же, как помнил по прежней эмуляции, где прожил… Сколько?
Почему-то раньше эта мысль не приходила мне в голову.
Меня занимали другие проблемы. В книге Типлера, страницы которой возникали у меня в памяти, будто фотографические изображения, проступавшие на бумаге в растворе проявителя, было сказано: «воскреснуть» для новой жизни в той или иной эмуляции человек может в любом возрасте – в сорок лет или двадцать, в том физическом состоянии, которое его больше устраивает.
Я помнил себя примерно с восьмилетнего возраста. Прежде мне это не казалось странным. Мама часто спрашивала:
«Помнишь, когда тебе было четыре, ты перебегал улицу за мячом, и тебя едва не сбила машина? А помнишь, как мы ехали на дачу, солнце только что взошло, было так красиво! Неужели не помнишь?»
Я помнил жизнь, которую прожил до конца. Помнил свою смерть, но помнил и раннее детство. В полтора года заболел скарлатиной и лежал в больнице. Первый раз пришлось расстаться с мамой, и я весь день проплакал, закутавшись в одеяло с головой, не хотел есть, не принимал лекарств. Маму в инфекционное отделение не пускали, и женщина-врач, которую я невзлюбил с первого взгляда, сердито на меня кричала, а другая, тоже в белом халате, ее урезонивала. Слов я не помнил, но ощущал отношение – злое, нетерпеливое, и доброе, понимающее.
Сидя в библиотеке Академии и перелистывая заказанный по межбиблиотечному абонементу журнал со статьей Цвикки, в которой ни слова не было о нестыковках в определении масс скоплений галактик, я понял, что это не могло быть случайным совпадением. Не то чтобы понял, а осознал, как осознают индуисты Истину, которую не могут выразить словами, просто знают, что она есть и она им отныне известна.
Мы с Ирой – только мы – помнили себя в «реальном» мироздании, существовавшем после Большого взрыва. В той Вселенной, эволюция которой породила, в конце концов, Точку Омега.
Мы с Ирой – только мы – могли перемещаться из одной эмуляции в другую, сохраняя память о каждом прожитом мгновении.
Я знал, что не смогу жить в мире, где нет Иры, и где моя память сведет меня с ума. Здесь я стоял, когда Ира вошла в холл…
Здесь я ждал ее после работы… Здесь мы гуляли, и я впервые сказал, что не могу без нее жить. То есть, не впервые, конечно. Впервые я сказал Ире «люблю» через месяц после того, как мы познакомились на автобусной остановке в том мире, где я не был женат и не знал Лилю.