Отвечая на вопрос, что он будет делать в России, Трумпельдор выдвинул перед Жаботинским два грандиозных плана. Во-первых, он был убежден, что правительство Керенского, где помощником военного министра был Б. В. Савинков (социал-революционер, глава Боевой организации эсеров), согласится на создание еврейских войск, и не просто полка, а настоящей армии в 100 тысяч человек и более. Причем эта армия будет создана из еврейской молодежи, вылепленной из особого теста (имелась в виду халуцианская молодежь в России).
Еврейские войска должны будут выступить на кавказском фронте и осуществить прорыв через Армению и Месопотамию прямо в восточную Трансиорданию (Заиорданье.).
Таков был первый план Трумпельдора. Что касается его второго плана, то, как говорит Жаботинский, ответ был дан не только ему, но всему еврейскому народу:
«Еврейский народ получил тот ответ на горах и в долинах Палестины, и народ его тоже никогда не забудет. Первому плану его помешал развал России; второй он осуществил.
Слов его я не записал — незачем: я их и так запомнил. В той каморке, летом 1916 года, он развил передо мной простой и величественный замысел «халуцианства».
— Халуц значит «авангард», — сказал я. — В каком смысле авангард? Рабочие?
— Нет, это гораздо шире. Конечно, нужны и рабочие, но это не то. Нам понадобятся люди, готовые служить «за все». Все, чего потребует Палестина.
У рабочего есть свои рабочие интересы, у солдат свой esprit de corps; у доктора, инженера и всяких прочих — свои навыки, что ли. Но нам нужно создать поколение, у которого не было бы ни интересов, ни привычек. Просто кусок железа. Гибкого — но железа. Металл, из которого можно выковать все, что только понадобится для национальной машины. Не хватает колеса? Я — колесо. Гвоздя, винта, блока? Берите меня. Надо рыть землю? Рою. Надо стрелять, идти в солдаты? Иду. Полиция? Врачи? Юристы? Учителя? Водоносы? Пожалуйста, я за все. У меня нет лица, нет психологии, нет чувств, даже нет имени: я — чистая идея служения, готов на все, ни с чем не связан; знаю только один императив: строить.
— Таких людей нет, — сказал я.
— Будут.
Опять я ошибся, а он был прав. Первый из таких людей сидел передо мною. Он сам был такой: юрист, солдат, батрак на ферме. Даже в Тель-Хай он забрел искать полевой работы, нашел смерть от ружейной пули, сказал «эн давар» («Ничего», «не беда», «сойдет» (пер. Жаботинского). Выражение, часто употребляемое Трумпельдором.), и умер бессмертным» (Жаботинский, «Слово о полку».).
Так рассказывает Жаботинский, и можно верить, что он правильно передает дух и содержание сказанного Трумпельдором. Из писем Трумпельдора друзьям весной 1917 года видно, что он возлагал большие надежды на русскую революцию. В письме от 20 марта он писал, что в России для сионизма, вероятно, есть сейчас широкое поле деятельности, поэтому ему, возможно, удастся сколотить в России еврейский полк, который отправят на Кавказ или на фронт в Персию, а оттуда уже не трудно добраться до Эрец-Исраэль.