Пустая болтовня! Ненавижу бога, и уж тем более не могу верить в него. Гэндальф невозмутимо продолжает:
— Но у нас есть решение, какого не было у Иова. Знаете, что делает пеликан, когда его птенцы хотят есть, а ему нечем их накормить? Своим длинным клювом он ранит самого себя в грудь и кормит птенцов кровью, которая хлещет из раны, и они приникают к ней, как к источнику. То же самое сделал Христос с нами, именно поэтому Его нередко изображают в виде пеликана. Он сразил нашу смерть — смерть людей, жаждущих жизни, подарив Свою кровь — Свою нерушимую любовь — нам. И Его дар сильнее смерти. Без этой крови мы дважды умрём…
Во мне все молчит. Чувствую себя каким-то окаменевшим сгустком боли, словно висящим в пустоте любви. Совершенно непроницаемый.
— Только такая любовь преодолевает смерть. Кто получает её и кто дарит, не умирает, а рождается дважды. Как это сделала Беатриче!..
Тишина.
Тишина.
Тишина.
— Теперь каждый пусть скажет что пожелает.
Следует долгое неловкое молчание, потом я поднимаюсь со скамьи, и ко мне обращаются взгляды всех присутствующих. Гэндальф смотрит, как я направляюсь к нему, с некоторой озабоченностью. Боится, что выкину какую-нибудь глупость.
— Хочу лишь прочитать последнюю запись из дневника Беатриче, которую сделал под её диктовку. Убеждён, она желала бы, чтобы это услышали все собравшиеся.
Голос у меня прерывается, и слёзы текут неудержимо, но я всё равно читаю:
— «Дорогой Бог, сегодня тебе пишет Лео, потому что я не могу. И хотя у меня уже совсем нет сил, хочу сказать Тебе: мне не страшно, ведь я знаю — Ты примешь меня в свои объятия и покачаешь, как дитя. Лекарства не помогли мне, но я счастлива. Счастлива, потому что знаю секрет, который позволяет видеть Тебя, прикоснуться к Тебе. Дорогой Бог, если обнимешь меня, смерть перестанет меня страшить».
Поднимаю глаза, и церковь кажется мне Мёртвым морем, заполненным моими слезами, а я стою в лодке, которую построила для меня Беатриче. Встречаюсь глазами с Сильвией; она смотрит на меня и пытается утешить одним только взглядом. Отвожу глаза и убегаю от микрофона, потому что хоть и держусь ещё, но чувствую: сейчас утону в этом море слёз. Последние слова Гэндальфа, помнится, были: «Берите и пейте все. Это моя кровь, пролитая ради вас…»[40]
Бог тоже тратит свою кровь: нескончаемый дождь красной любви каждый день омывает мир, чтобы оживить нас, но мы остаёмся мертвее мёртвых. Я всегда удивлялся, почему любовь и кровь одинакового цвета. Теперь знаю почему. Во всём виноват бог!
Этот дождь на меня не проливается. Я для него непроницаем. Я мёртв.