Он продолжал играть с ее волосами, приподнимая их, пропуская густые пряди между пальцами и восхищаясь тем, как мягко они снова падают на полотенце. По мере того как из них испарялась влага, они стали свиваться в локоны, и это чудо завораживало его.
Ох, еще немного, и он уже не сможет сдерживать себя и зароется лицом в эти шелковистые и благоухающие волны!
– Вы ухитрились что-то обнаружить, принимая ванну? Что именно? Рыбку или, может, лягушку? Кажется, кваканья я не слышал. Довольно громкий вскрик, потом бульканье, но определенно никакого кваканья.
– Перестаньте, Лукас! Я говорю серьезно.
Он заглянул в глубину ее дивных фиалковых глаз.
– Да, я вижу. Извините. – Он нагнулся и поцеловал кончик ее носа. – Ну, говорите, что вы там обнаружили.
– Ну… – Она сложила руки и нервно переплела пальцы, словно стараясь успокоиться или набираясь смелости.
– Это… Это о нас?
– Нет, во всяком случае, это нас не касается… Ах, нет, все-таки это имеет к нам какое-то отношение. Видите ли, я… Я поняла, кто я такая.
Рука его замерла.
– Простите?
Она повернулась и приподнялась, чтобы видеть его лицо, потом, как бы желая привлечь его внимание к тому, что хотела сказать, положила руки ему на плечи.
– Лукас, я – дочь своей матери. То есть именно такая, какой меня все считают. Это истинная правда. Но я – не моя мать. Я – это я. И, кажется, наконец-то я довольна собой, такой, какая я есть. И другой я быть не хочу!
Он погладил ее по щеке и взглянул ей в глаза, пытавшиеся понять, как он отреагировал на ее признание. Отсвет пламени ласкал ее лицо с легчайшей россыпью веснушек на нежной коже.
– И я не хочу, чтобы вы были другой, – тихо промолвил он, отчего ресницы ее затрепетали и сомкнутой бахромой легли на щеки, когда он нежно прильнул к ее губам, и они вместе опустились на пол.
Его первые поцелуи не были страстными, он целовал ее легко и ласково, наслаждаясь упругой полнотой ее губ, чистотой и свежестью девичьего дыхания, ароматом только что вымытых волос… Он не спешил, впереди у них была долгая, долгая ночь.
Он угадывал ее возбуждение по тому, как она придвинулась к нему и прижалась всем телом, стремясь познать то, что существовало за пределами ее воображения или о чем слышала.
Один бог знает, что рассказывала ей мать о мужчине и женщине…
Он хотел, чтобы она испытала и почувствовала всю полноту упоительного восторга, какую только способна подарить интимная близость. Но не только это. Николь заслуживала большего.
Ему хотелось, чтобы она поняла: за взаимным обладанием кроется нечто большее, чем просто обмен физическим наслаждением.