Шмыгнув носом, Николь улыбнулась.
– Хотелось бы мне так думать. Когда капитан погиб на войне, я боялась, что она тоже умрет.
– Дело в том, что Фитц был ее первой любовью, с ее стороны это было просто сильное увлечение, хотя она этого не осознает, пока не полюбит уже как женщина, а не юная девочка. Думаю, с Фитцем она была бы счастлива. Я знаю, он ее очень любил. Однако смогла бы она с ним летать или хотя бы расправить крылышки? Я не уверена. Но однажды кто-нибудь разбудит ее, и мы удивимся, как высоко она способна воспарить.
– Это было бы замечательно!
– Конечно! Точно так же, как я жду того дня, когда наконец ты сбросишь с себя кольчугу, которую так долго носишь, и позволишь своему сердцу раскрыться. Раскрыться для радости и для боли, для жизни – такой, какая она есть, а не такой, какой ты ее себе представляешь. И с того знаменательного дня ты перестанешь метаться в поисках того, что, как тебе кажется, ты упускаешь в своей жизни. А пока? Не знаю, Николь, что тебе сказать. Могу только посоветовать довериться своему сердцу, пусть оно решает, что хорошо, а что плохо.
– А если сердце говорит мне, что нельзя просто сидеть на месте и ждать, ничего не делать и только надеяться на лучшее? Если сердце говорит мне, что это означает все потерять?
Шарлотта долго смотрела на нее. Дрова догорали, и угли с тихим шорохом сыпались сквозь каминную решетку.
– А ты больше похожа на Рафа, чем мне казалось. Ты стремишься к своей цели, пренебрегая последствиями. Когда твоему брату кажется, что я что-то утаиваю от него, он не отстает, пока я не расскажу ему все, что решила не открывать никому на свете. Но он это делает, Николь, из любви ко мне и желания помочь. А не просто для удовлетворения своего любопытства.
Николь снова сглотнула слезы. Эдак она скоро превратится в настоящую плаксу. Она попыталась найти ответ, но произнесла только:
– Он так меня злит!
– Да, ты уже говорила. А теперь тебе нужно понять, в чем тут причина. Согласна?
Лукас, заснувший только перед рассветом, в семь уже вынужден был встать. Он подумал, не отправить ли Николь записку с просьбой отложить прогулку, но это было бы неучтиво: она наверняка успела позавтракать, одеться и теперь ждет, когда он заедет за ней на Гросвенор-сквер.
Красивая гнедая кобыла под дамским седлом срывала на груме свое нетерпение, когда Лукас прибыл на четырехлетнем черном жеребце, отличающемся капризным норовом, которого он приобрел неделю назад на аукционе чистокровных лошадей «Таттер-соллс», где проигравшийся в карты сэр Генри Уоллес распродавал свою конюшню. За ним следовал верхом его грум.