Суббота стала очень занятым днем. Я получил письменный приказ, позвонил матери на Шоар-роуд в Бруклине и сообщил, что прибуду к концу дня. Затем сел в Пенсильванский «клоккер» и — в соответствии с расписанием — прибыл домой. Теперь предстояло выдержать испытание на прочность сфабрикованной мною версии нового назначения, что могло обернуться настоящей инквизицией.
Моя семья любила море, корабли и военных моряков. Наша квартира на верхнем этаже в Бэй-Ридж была обращена окнами в сторону пролива и находилась напротив карантинной станции на острове Стейтен-Айленд. В 1938–1939 гг. было обычным увидеть суперлайнеры «Америка», «Куин-Мэри», «Рекс», «Бремен», «Европа», «Нормандия» и другие, проходившие мимо окон нашей квартиры. Мой отец, капитан 3 ранга резерва ВМС и старший специалист в «Юнайтед Фрут Стимшип Компании», был призван на службу в ВМС 23 января 1942 года вместе со своим судном «Пасторес» и всей командой: при вводе в строй ВМС он стал кораблем ВМС «Пасторес» (API 6). Впоследствии он командовал транспортно-десантным кораблем и вышел в отставку после войны в ранге контр-адмирала запаса. Моя мать была маяком, к которому все мы возвращались домой. Она следила за движением наших кораблей, создавала наши дома — в Нью-Орлеане, в Сан-Франциско и в Нью-Йорке, воспитала троих детей и была любима нами всеми. Мой брат Эд, старше меня на три года, не подлежал призыву вследствие давнего увечья; он закончил университет Леланда в Стенфорде и работал менеджером в «Сперри Джайроскоуп Компани». Он очень хотел пройти призывную комиссию ВМС и ежемесячно обращался — и каждый раз с неудачным результатом — на Черч-стрит, 90, что только усиливало его интерес к деятельности отца и брата. Моя сестра, младше меня на 5 лет, еще училась в школе, но в дальнейшем предполагала выйти замуж за выпускника Морской академии. Неудивителен их чрезвычайный интерес к моему новому назначению. Кажущееся понижение моего статуса от мичмана на линкоре к мичману на грузовом корабле было главной темой разговоров в моей семье. Сестру расстроила утрата блеска, а вот брат рассудил более разумно, полагая, что быть начальником подразделения на грузовом корабле более ответственно, чем низшим офицером на линкоре. Поэтому мой перевод он расценивал, как повышение. Моя мать резонно считала, что идти на войну на грузовом небоевом корабле означает гораздо меньшую опасность для ее маленького мальчика, и поэтому поддержала мое согласие. Я успешно выдерживал допрос до последней минуты, когда в полночь на воскресенье брат отвез меня на вокзал «Гранд Сентрал Стейшн». Некоторые подозрения в семье, однако, появились, когда я оставил дома свой кортик и несколько синих с белым мундиров; я не был уверен, что брат принял мое объяснение на этот счет, что наряжаться на борту грузового судна не предполагается.