Наступила долгая тишина.
Потом Майкл произнес:
- А-а-а… Она опешила: - Что?
- Так теперь же все понятно, - протянул он.
- Что тебе понятно?
- Все хорошее, что говорится о тебе, в расчет не принимается. Стало быть, прав только тот, кто говорит, что ты ничтожество.
- Вовсе нет… - горячо начала она.
- Именно так, - перебил Майкл. - Ты мне только что сказала сама.
- Ты перевернул мои слова. Не хочешь понять. - (Одна бровь поползла вверх.) - Нет, - страстно убеждала Алексис. - У меня были лучшие учителя, изумительные возможности… все, что твои коллеги могли бы пожелать для первого фильма. Только они воспользовались возможностями и пошли дальше. А я просидела на месте, глядя, как они уплывают.
- Это твоя версия? - поинтересовался Майкл и прилег на локоть. - Или доктора Монтегю?
- Моя, - снова вздохнула Алексис, чувствуя, как улетучивается злость. Она печально рассмеялась. - Мама говаривала: ничто не интересует тебя настолько, чтобы сделать как следует.
Майкл пожал плечами и потянулся за едой.
- Ты не показалась мне девочкой, которой ни до чего нет дела, - сухо сказал он.
Алексис протянула ему оливки.
- Ты не слышал мою игру, - сказала она с горькой самоиздевкой.
Карие глаза метнулись в ее сторону.
- Что ж, ты можешь сыграть для меня вечером, - сказал Майкл. И это прозвучало тихим вызовом.
Она чуть не уронила баночку с оливками. По совершенно непонятной причине сердце заколотилось как сумасшедшее. Похоже было на панику. Алексис устыдилась своей реакции. Но трясти ее не перестало.
- Тебе не нравится музыка, какой занимаюсь я, - заявила она высоким срывающимся голосом.
- Никогда не говорил ничего подобного, - весело возразил Майкл.
- Но ты же говорил, что совершенно не разбираешься…
- Значит, ты получишь совершенно непредубежденную публику, - спокойно сказал он. - Не правда ли? Передай, пожалуйста, сыр.
Алексис повиновалась, ощущая, что на нее надвигается неумолимый рок. От сознания, что она сама призвала его, было не легче.
Несмотря на то что ее игру слышали сотни людей, каждый из которых был лучшим судьей, чем Майкл Слейн, ей было очень страшно играть для него. Страшно, что он согласится с Патриком и признает ее третьеразрядным музыкантом без видов на будущее. Страшно, что игра его не тронет.
- Боже праведный, - прошептала она.
Он сделал вид, что не слышит. Удобно устроившись у ствола оливы, он любовался пейзажем.
- В этой реке на самом деле можно плавать? - спросил он.
Алексис всеми силами старалась унять беспричинную дрожь в животе. В конце концов, до вечера он может просто забыть, что собирался слушать музыку.