И, как бы в ответ на это, осевший совсем на задние ноги коренник энергично замотал головой.
— Я все-таки слезу, — сказал Сикорский и быстро соскочил. — Слезайте и вы! — крикнул он Карташеву.
Если слезть — неловко перед кучером, не слезть — перед Сикорским.
И Карташев, продолжая сидеть, все думал, как ему быть, а тем временем лошади спустили, но все-таки Карташев, за несколько саженей до конца, тоже спрыгнул.
— К чему рисковать? — сказал ему Сикорский.
— Конечно, — согласился с ним Карташев.
Солнце село, но еще горел запад и грозными крепостями сверкали золотистые верхушки темных туч. Приехали, когда потухли и эти огни, и только бледный отсвет остался там, в небе, и в нем яркий серп молодого месяца, да зарница перебегала, освещая на мгновение темную бездну под ними.
На другой же день с утра Сикорский, захватив с собой Карташева, сопровождаемый толпой подрядчиков, выехал на линию.
Он расставлял подрядчиков, показывал Карташеву, как делать разбивки, полотно, как назначать отводные и нагорные канавы; разбили станцию, пассажирское здание, наметили места для будок и только к вечеру, усталые и голодные, возвратились домой. Дома их уже ждали новые наехавшие подрядчики. Подрядчику мостов дали выписку, и бесконечные ряды подвод с лесом потянулись через деревню.
— Пожалуйста, завтра не задержите работу, — просил мостовой подрядчик, — у меня в четырех местах сразу начнут.
— Не задержим, не задержим, — отвечал Сикорский.
Наскоро поев, Сикорский сказал:
— Ну, теперь садитесь, и я вам объясню, как делается разбивка моста и даются обрезы свай, потому что завтра, чтобы поспеть везде, мы поедем с вами в разные стороны. Берите себе на завтра короткий хвост дистанции к Бендерам, а я поеду в другую сторону.
Село Заим было расположено так, что до конца дистанции в сторону Бендер было пять верст, тогда как в сторону Галаца было двадцать пять.
— А теперь спать, чтобы завтра в четыре часа уже выезжать нам.
В четыре часа на другой день, в то время, как Сикорский на своей тройке поехал вправо, Карташев, сам правя, выехал на своей тележке, запряженной Машкой. В тележке лежали нивелир, рейки, угловой инструмент, эккер, лента, цепь и рулетка, топор, колья и вешки, лежал и узелок с хлебом и холодным куском мяса, а через плечо была надета фляжка с холодным чаем.
Начинавшееся утро после вчерашних дождя и бури было свежо и ароматно. На небе ни одной тучки. На востоке едва розовела полоска света. Этот восток был все время пред глазами Карташева, и он наблюдал, как полоска эта все более и более алела, совсем покраснела, пока из-за нее не показался кусок солнца. Оно быстро поднялось над полоской, стало большим, круглым, без лучей, и точно остановилось на мгновение. Еще поднялось солнце, и сверкнули первые лучи, и заиграли разноцветными огнями на траве капли вчерашнего дождя. И звонко полились откуда-то с высоты песни жаворонка, закричала чайка, крякнули утки на болоте вправо. И еще ароматнее стал согретый воздух. Карташев вдыхал в себя его аромат и наслаждался ясной и радостной тишиной утра.