— Я бы очень хотела.
— А вот на свадьбе.
— А вы не буйны во хмелю?
— Наоборот: буен я в трезвом состоянии, а в пьяном виде я мил, любезен, очарователен! И я еще не встречал дамы, которая в таком моем состоянии не влюбилась бы в меня.
Гартвиг взял Карташева под руку и, уходя с ним с террасы в парк, весело говорил:
— Идем подальше от этого нахала. Вот врет!
Студенты. Тёма и его друзья>*
Впервые — в журнале «Русское богатство», 1895, №№ 1–6, 9-11, с подзаголовком «Из семейной хроники» и примечанием в № 1: «См. „Русское богатство“, 1893» (здесь в 1893 году были опубликованы «Гимназисты»). В части тиража № 11 журнала публикация повести обрывается на XXXIV главе, в конце которой значится: «Окончание следует»; часть выпуска сверстана с окончанием (главы XXXV–XXXVIII), вклеенным после отпечатки тиража, — об этом свидетельствуют повторная нумерация страниц и примечание: «См. № 11 „Русского богатства“, 1895». Из переписки Гарина с редакцией видно, что публикация окончания отложена была вначале в связи с задержкой Гариным корректуры («Надо было выбирать между двумя скандалами, — телеграфирует Иванчин-Писарев Гарину, — выйти без вас или январе. Выбрали первое». ИРЛИ); однако после резких возражений Гарина окончание было подверстано в неразошедшейся части тиража к № 11.
В «Студентах», так же как и в первых двух томах «Семейной хроники», в ряде случаев отражены подлинные факты биографии писателя — об этом мы находим свидетельства как в письмах Гарина, так и в мемуарах. Биографическим, например, является эпизод с провалом на экзамене и переходом Карташева из университета в Институт путей сообщения. В образе профессора, поставившего Карташеву единицу, изображен известный в семидесятые годы профессор П. Г. Редкий, преподававший в Петербургском университете («Материалы для биографии Гарина». ИРЛИ). Подлинным фактом биографии Гарина является увлечение студента Карташева писательством. Н. В. Михайловская рассказывает в своих воспоминаниях: «Будучи студентом, Николай Георгиевич написал как-то рассказ об одном юноше, кончающем самоубийством под звон пасхальных колоколов. Рассказ был очень трогательный, и переписчица, переписывая его, проливала над ним слезы. Николай Георгиевич отнес этот рассказ в редакцию, уж не помню какого журнала, но рукопись не была принята. Николай Георгиевич так огорчился этим отказом, что сжег все, что у него было написано до этого времени, и решил никогда больше не браться за перо, но не всегда держал данное себе слово…» (Н. В. Михайловская. Мои воспоминания о Н. Г. Гарине-Михайловском. ЦГАЛИ).