Мой милый Херувим, теперь мне придется тебе покаяться и рассказать о моем вчерашнем приключении. Ты уехал, чтобы найти вдохновение от вида крепости при сирокко. Однажды мы с тобой ломали голову — гадали, где живет Й. К. Знаешь, где? В крепости. Итальянский археолог Бомпиани, руководитель археологических раскопок, предложил Й. К. поселиться вместе с ним на вилле, что стоит на берегу, в ней еще до обеих последних войн останавливался легендарный Джон Орт, дядя „нашего" эрцгерцога Евгения, который в своем базельском изгнании чувствовал себя совсем как дома — ничего удивительного, если жил изгнанник в „Гостинице трех королей“! Й. К. предпочел поселиться прямо в крепости. В камере, где на стене нацарапан тайный знак какого-то арабского племени, известный, как говорят, лишь очень немногим белым, в том числе — Сомерсету Моэму и отцу Й. К. Теперь уже Й. К. был уверен в том, что его отец находился в заключении именно в этой камере, и поэтому он выбрал именно ее, надеясь, что это как-то поможет ему в его поисках. Никаких мистических фокусов! Просто Й. К. верит Гераклиту, утверждавшему, что мертвые продолжают жить, ибо являются во сне живым. Когда ты, мой милый-бедный-бедный-милый, уже утешишься и переживешь естественное по своему характеру событие — наш разрыв, поразмысли об этом, наверняка и ты тоже придешь к выводу, что Гераклит прав.
Итак. Вчера я умолчала, помимо прочего, о том, что поиски совершенно неожиданно и — по иронии судьбы во время археологических раскопок — успешно завершились. Успешно — плохо звучит в этом контексте. Во второй половине дня я совершенно случайно встретила Й. К. возле Сарацинской башни и увидела, что он страшно растерян, и вдруг он очень вежливо спросил, можно ли меня поцеловать, и я сказала — да или что-то в этом роде, и он поцеловал меня, и мне это было приятно, и мы поплыли на лодке одного знакомого рыбака на остров Вулькано, и на скалистом берегу за Понто Поненте он нашел маленькую пещеру, и мы остались там вдвоем, рыбак уплыл, а мы остались вдвоем, после того как я избавилась от внезапного и абсолютно нелепого подозрения, что Й. К. — лондонский сексуальный маньяк.
Мой милый Ангелус, то, чего всякий ожидал бы в этом месте моей исповеди, произошло не полностью. Мы были очень близки, но между нами ничего не было. Что нельзя отнести на счет моего добронравия. Как бы там ни было, ты был мной обманут в первый и в последний раз. Между прочим, глупо звучит эта форма страдательного залога „был мной“... Й. К. очень высокого мнения о львах. Он говорит, что львы гораздо нежнее друг к другу, чем голуби. Не говоря уж о людях. Он сравнил себя со львом, которому инстинкт повелевает прежде всего по-домашнему устроиться в пещере со своей львицей. Прежде чем выполнить повеление другого инстинкта, который может иметь так называемые „последствия“. Или должен иметь. Непременно — должен. И хотя это огромный риск — рожать детей в этом мире, нужно идти на риск. Почему у нас с тобой нет ребенка, Херувим, хотя бы одного?