Трое или четверо рыцарей тем временем поволокли тело старины Гранита прочь из спальни. Оставшиеся, пыжась от гордости, что-то мне толковали о чести и отваге, а я так устал, что только кивал им в ответ, не вслушиваясь в слова. Да и говорили они ради того только, чтобы внимать самим себе, а вовсе не в расчете на мои комментарии. Я бессмысленно улыбался, глядя на них, а сам все еще дивился тому, как мне отчаянно повезло остаться в живых.
Я ведь не чета им всем, поверьте. Я никогда в жизни не мечтал о славе, о приключениях и дальних путешествиях. Мне немногого в жизни хотелось: прежде всего выжить, а еще — обзавестись собственными землями, ну, может, вдобавок заодно и титулом, отомстить моему негодяю папаше и отыскать и прикончить еще одного человека, и все это по возможности с наименьшим риском для своей шкуры. А после доживать остаток своих дней в благословенной праздности. А покуда все это не осуществится, я считал за благо лишний раз не высовываться. Так голова целей будет.
Однако же власть и возможность обогащения и прочие блага достаются главным образом тем, кто умеет обратить на себя внимание вышестоящих особ. И как ни странно в тот день мне удалось, казалось бы, невозможное — привлечь к себе внимание, выказать себя храбрецом в глазах короля и его рыцарей, руководствуясь при этом только одним — как бы удержать голову на плечах. И хотя опасность, которой я подвергался, оказалась всамделишной, храбрость моя осталась иллюзорной.
— Невпопад…
Подняв голову, я обнаружил, что король возвратился в покои Гранита. Все тотчас же смолкли.
— Я намерен поручить тебе выполнение одной весьма деликатной, весьма опасной и весьма важной миссии. Изволь явиться через час. — Он кивнул, давая понять, что разговор окончен, и снова, на сей раз уже окончательно, покинул спальню Гранита.
— Вот ведь счастливчик, — завистливо вздохнул Кореолис.
— Избран его величеством для важной и опасной миссии, — мечтательно произнес Юстус. — Помню, как меня когда-то впервые удостоили такой чести. Он выставил вперед руку, на которой недоставало трех пальцев. — Я тогда легко отделался. За везение надо платить, дружок. А теперь вот и тебе повезло. Поздравляю!
По спине у меня пробежал холодок. Я вдруг явственно представил себе призрак Гранита, с торжествующим хохотом повторяющий слова Юстуса о моем везении.
Я, КАК ВЫ догадываетесь, никакой не писатель и не историк. Разве что вот врать умею мастерски, а это, говорят, главный залог успеха в обоих упомянутых ремеслах. А еще я слыхал, что читателям непременно подавай что-нибудь этакое захватывающее, занимательное в самом начале рассказа, чтобы подогреть их интерес. Им, дескать, требуется сразу уяснить, о ком и о чем пойдет речь, где и как будут развиваться события. Я считаю такое их желание вполне справедливым. Хотя что касается моей собственной жизни, то я никогда вплоть до сего момента не знал, как и где будут происходить события, в которых мне доведется участвовать, и где в конечном итоге окажусь я сам. Должен заметить, что у меня и выбора-то особого не было: мне предложили только эту жизнь, мою собственную, единственную, и прожить я должен был именно ее, а не какую-нибудь другую. Однако я далек от желания ввергнуть вас, любезных моих читателей, готовых совершенно добровольно проследить за всеми перипетиями моей жизни, в сумбур и хаос, которые сделались неотъемлемыми чертами моего существования. Поэтому оговорюсь, что предыдущая глава служила всего лишь неким прологом, считайте ее, если угодно, только беглым наброском моего портрета и того окружения, в котором я пребывал.