Я и слова не успел вымолвить в свое оправдание, как Тэсит, шагнув вперед, с поклоном произнес:
— Позвольте мне это для вас сделать, сэр.
Строкер что-то неразборчиво буркнул ему в ответ, и Тэсит поспешно выскользнул за дверь.
Маделайн, которая тем временем принялась хлопотать надо мной — обмывать мне лицо тряпкой, смоченной в воде с уксусом, и перевязывать раны, — проводила его взглядом и восхищенно вздохнула:
— Что за славный паренек! Тебе здорово повезло, Невпопад, что именно он оказался рядом, когда эти негодяи на тебя напали.
— Знаю, ма.
— Насмехаться над малышом, которому и без того несладко живется! Дети бывают так жестоки, сынок!
— Знаю, ма.
— Но ты… Забудь о них, дружок, как если б их и на свете не было. — Голос Маделайн звучал уверенно и твердо. — Они тебе не ровня. Ты… Ты избранник судьбы, Невпопад. Тебе суждено свершить великие дела. Да, великие!
— Знаю, ма.
На душе у меня было скверно. Я теперь смотрел на Маделайн совсем иначе, чем прежде, я прозрел благодаря мерзкому Скриту, и это повергло меня в тоску и смятение. Из всего сказанного мальчишками, даже из уклончивых ответов Тэсита на мои прямые вопросы следовал неутешительный вывод — моя мать, в отличие от большинства других женщин, с точки зрения окружающих является особой, заслуживающей презрения. Потому как ведет себя недостойно. В течение нескольких ближайших дней я пристально наблюдал за тем, как с ней обходятся те, кто нас окружал, — Строкер, посетители, другие служанки, и то и дело убеждался в справедливости своих умозаключений. Ее все презирали. Меня душила ярость, объектом которой стали, как это ни странно, не те, кто выказывал ей неуважение, а она, дававшая им для этого повод.
Неделей позже я решил претворить те чувства, которые меня обуревали, в действия. Мать залучила к себе очередного клиента, а я, буркнув, что в нашей каморке слишком уж холодно, отправился ночевать в конюшню. Там, в ворохе сена, в компании множества лошадей и в самом деле было намного теплей, чем у нас с Маделайн. Ей это мое желание наверняка показалось странным, но она ничего мне не сказала. Поэтому, когда ее кровать рухнула на пол — не иначе как в кульминационный момент соития, — я находился на безопасном расстоянии. Но, правду сказать, совсем недолго. Вскоре я услыхал сердитый голос Маделайн, звавшей меня:
— Невпопад! Куда это ты запропастился, негодник?!
Прежде она никогда не обращалась ко мне таким тоном: я ни разу не дал ей для этого повода.
— Да здесь я, здесь, ма.
Она подошла к кипе соломы, из которой я нехотя высунул голову, и поднесла к самому моему носу кусок деревяшки, в котором я немедленно узнал одну из ножек ее кровати. На миг мне даже показалось, что она вот-вот стукнет меня этим увесистым бруском. Но Маделайн вместо этого провела пальцем по одному из его торцов и прежним своим спокойным голосом спросила: