— Подожди здесь, а я посмотрю, что осталось. — Я спустился к реке и зашагал на другой берег.
Разведка не отняла много времени. Эти парни сожгли все. Берег был покрыт пеплом. Второе каноэ опустело, но держалось на плаву. Короче говоря, мы остались без еды, без палатки и без навигатора. У Эбби были спальник и футболка — больше ничего. У меня — рубашка, шорты, сандалии, два пистолета и аптечка. Ни еды, ни питья.
Нужно было двигаться дальше.
Я подтянул лодку к берегу, уложил в нее Эбби.
— Еще несколько миль, и нам начнут попадаться хижины… и этот курорт. Может, мы что-нибудь там найдем.
Она ухмыльнулась.
— Курорт? Наверное, я сумею вписаться в обстановку.
Я имел в виду колонию нудистов, населенную представителями всех слоев общества, от пожилых ретроградов до молодых экспериментаторов. Обычно они держались в стороне от реки и не привлекали особого внимания, но турист, не знающий, чего ожидать, рисковал сильно удивиться.
Эбби коснулась кармана, где лежала газетная вырезка.
— Чем займемся сегодня?
— Детка, мы будем искать воду. А если повезет, то и одежду для тебя.
Она вытащила ногу из спальника. На бедре виднелись небольшие синяки.
— Не вешай нос. Не каждый день тебе доводится плыть по своей любимой реке в обществе обнаженной женщины.
— Ты права.
Я полез за картой, но она исчезла. Я похлопал себя по карманам, надеясь услышать шуршание пакета, но тщетно. Эбби догадалась:
— И статья пропала?
Я кивнул. Уголки ее губ поползли вверх.
— Ну, я могу положиться на свою память.
Как это знакомо. Если все пропало, что еще остается?
Я греб минут двадцать, а потом потащил каноэ через ветки, пока не оказался на глубокой воде. Берега с обеих сторон возвышались почти отвесно метров на шесть. Упавшие деревья представляли собой такой лабиринт, что я снова вылез и надел постромки. Это было все равно что идти по бобровой плотине. На каждом шагу я проваливался сквозь бурелом, отталкивал ветки, нырял под них, перешагивал. Проблема была не только во мне. Не хотелось переломать Эбби ребра. Я перетаскивал каноэ через бревно, по моему лицу катился пот, изрезанные руки кровоточили. Эбби схватилась за борт и начала смеяться.
— Милая?..
Я уперся покрепче и потянул. Потом еще раз. Наконец каноэ перескочило через бревно и заскользило по воде, чтобы вскоре ниже упереться в очередную преграду.
— Что?
— Когда вернемся домой, поменяй на этой крошке амортизаторы.
— Я об этом подумаю.
— Отлично. — Эбби снова легла. — Разбуди меня, когда выберемся из этого лабиринта.
Я снова ухватился за постромки и взглянул на реку. Впереди в пределах видимости лежало еще штук пятьдесят поваленных деревьев — настоящие барьеры. Эбби сказала «весь путь от Мониака» и имела в виду именно это. Ритм здесь только тот, что задает река. Она владеет тобой, ломает, вынуждает уповать на милость свою, не дает ни единого шанса. Она останавливает тебя и заставляет оглядеться. Бросить вызов — и подвергнуться проверке.