Однажды муж заказчицы, нефтяной воротила, поинтересовался:
— И какие у вас расценки?
Я уже собирался попросить тысячу долларов, когда Эбби сказала:
— Обычно он берет десять тысяч, но из уважения ко мне согласился на семь с половиной.
Мужчина кивнул, будто всего-навсего попросил счет в ресторане.
Меньше чем за год я расплатился со старыми долгами и купил машину. Но, по правде говоря, я рисовал бы и бесплатно, поскольку впервые в жизни почувствовал, что меня ценят. Сидящий передо мной человек, натурщик, доверял мне самое ценное — свое лицо.
Я был счастлив как никогда, родители Эбби, наоборот, недовольны. Из них двоих разговорчивее оказалась мачеха. Утром в День благодарения я поднялся на веранду и уже собирался постучать в дверь, когда услышал:
— Вы просто мошенничаете. Когда люди это поймут, Доссу больше не видать заказов в Чарлстоне.
Я опустился на скамейку рядом с Розалией, лущившей горох.
— Мама…
— И не пытайся меня уговорить.
— Ты видела его картины? Не считая портрета Розалии.
Пауза.
— Да.
— И что?
Кэтрин Колмэн перевернула страницу газеты.
— Они… неплохи.
— Неплохи?
Мачеха отложила газету.
— Мне не нравится, что ты встречаешься с этим парнем.
— Я знаю.
— Эбби, он вырос в трейлере.
— И что?
— Он не нашего поля ягода.
— То есть не моего?
— Он никогда не будет одним из нас.
— Мама, он и не старается стать одним из нас.
— Вот именно.
— Но в этом что-то есть, ведь так?
Эбби отправилась наверх; я услышал, как она включила душ. Розалия подалась ко мне, прислонившись мясистым плечом, похлопала меня по коленке и кивком указала в сторону двери. Я поцеловал ее в лоб, легонько постучался и вошел.
— Доброе утро, миссис Колмэн.
— А, здравствуй, Досс. Заходи. Ты проголодался? Хочешь перекусить?
Занятия живописью кое-чему меня научили. У всех людей по два лица. С одним они живут, а другое хотят видеть на портрете. Кэтрин Колмэн не исключение.
Вечером, когда дом опустел, сенатор удалился в кабинет. Я заглянул к нему. Он бесстрастно посмотрел на меня:
— Привет, Досс. Ищешь Эбби?
— Нет, сэр. Хочу с вами поговорить.
Он откинулся на спинку кресла.
— О чем?
— О вашей дочери, сэр.
Он слегка качнулся, прижав к подбородку карандаш.
— Пожалуй, перейду сразу к делу. — Я не знал, куда девать руки, поэтому просто сунул их в карманы. — Сенатор Колмэн, я прошу у вас разрешения жениться на Эбби.
Он перестал раскачиваться и положил карандаш. В комнате был свободный стул, но сенатор не предложил мне сесть. За несколько секунд передо мной промелькнула вся жизнь. Наконец сенатор покачал головой и ответил:
— Нет.
Я не знал, что сказать и что сделать.