— Hyp тебе ее подарила. Это часть ее.
— Она знала… Все это время, говоря, что жертвует собой ради Джамала, она знала, что носит девочку под сердцем.
— Она была матерью, защищающей свое нерожденное дитя. — Неужели он не понимает?
— Она врала мне!
Люси не стала отвечать на гневную реплику Ханифа. Боль, накопившаяся внутри, вырвалась в виде невольного всхлипа.
— Люси, извини… — Он хотел дотронуться до нее, чтобы успокоить, но она отдернула руку.
— Я в порядке.
Как он мог говорить о любви! О чести!
Его злость направлена не на болезнь, которая унесла жизнь жены, а на женщину, которая противостояла ему, чтобы защитить свое дитя. Если бы это был мальчик, то ее бы почитали. Но его ярость красноречиво говорила о том, что жизнь девочки никак не могла стоить жизни жены.
Сначала он представлялся ей человеком, с котором можно говорить на равных, но теперь она так не думала.
За хорошими манерами джентльмена скрывался человек с инстинктами первобытного человека, для которого женщина была всего лишь производителем сыновей.
Он горевал не по жене, а по сыновьям, которых она ему не даст.
— Люси?
Она заставила себя посмотреть на него.
— Ты хорошо поела? — (Не в силах говорить, она просто кивнула.) — Тогда, если хочешь, я вымою тебе голову.
Что?
Как это у него получается? То он говорит как мужлан из средневековья, то вдруг меняется и ведет себя как заботливый мужчина.
Или она его не поняла? Недооценила? Его злость могла быть отражением боли.
— Если ты, то, пожалуй, нет. Может, няня Амейры поможет мне.
— Няня Амейры?
— Я видела ее вчера, она искала твою дочь.
— Понятно. — Черные глаза Ханифа опасно заблестели. — Ты увидела ее и теперь думаешь, что я тебя обманывал, говоря, что в доме нет женщин?
Такая мысль не приходила ей в голову, пока он это не сказал. Но Люси не могла найти слов, чтобы ответить.
— Зачем мне это делать? — сказал он, принимая ее молчание за согласие.
Его спокойный голос и вежливое отношение не обманут ее. Он протянул руку через стол и, дотронувшись до ее подбородка, заставил посмотреть на себя.
Никто еще не касался ее так нежно и в то же время не представлял такую опасность. Его тепло отозвалось в ее теле, доказывая, насколько она уязвима и какую он имеет власть над ней. Его взгляд опустился и остановился на распахнутом халате. Как она могла не заметить!
— Ты думаешь, что я какой-то хищник, который наслаждается своей добычей.
— Нет! — резко сказала она, второпях запахивая шелковый халат. Ей совсем не хотелось, чтобы он приписывал ей подобные мысли. Перед ней предстал образ леопарда. Это не о нем. Если Ханиф и хищник, то скорее орел или ястреб. — Нет, — повторила она.