А если уж говорить всю правду, которая, конечно, глаза колет, да что поделаешь, — страна в ее нынешнем положении не может позволить себе иметь столько же вузов, сколько империя. Наш Рим сжимается до масштабов Италии. И надо учить людей жить сейчас, а не давать им еще одну отсрочку перед началом настоящей жизни.
Впрочем, спросите меня — отдам ли я своих детей в вуз? Отдам. Потому что больше здесь молодому человеку делать нечего. Образование — фикция, оставшаяся нам в наследство от СССР, и потому еще хоть сколько-то работающая. А новых — даже фикций — мы так и не придумали. Кроме хунвейбинства, футбольного фанатства и киллерства.
№ 381, 12 сентября 2005 года
Роскошь не вызывает у российских журналистов ни малейшего отторжения, даром что широкие жесты не в моде.
Газета La Stampa описывает свадьбу Андрея Мельниченко в тонах, скорее, иронических, отечественная — в подобострастных. Один из самых молодых олигархов, тридцатитрехлетний выпускник физматлицея при МГУ, друг и в некоторых отношениях ученик Александра Мамута, угольный магнат Мельниченко считался одним из богатейших женихов России ($1,6 млрд, по оценкам Forbes). Его избранницей стала Александра Кокотович, экс-мисс Югославия и экс-фотомодель. Она красива тяжеловатой сербской красотой. Лицо у нее смуглое и по большей части надменное. В юности, наверное, она подпадала под описанный Лимоновым тип «Девочка-зверь» — для мужчин, любящих романтику, особенно неотразимы эти горячие и большие девочки со странным выражением лица: иногда злым и обиженным, порой злым и победительным, но всегда одинаково неприязненным.
Но дело, как вы понимаете, не в фотомодели с двусмысленной на русский слух фамилией. (Не подумайте плохого, грибы-кокот — такое блюдо). Парадоксально другое: на свадьбе олигарха гуляли российские министры. В лояльнейшую к власти ежедневную газету просочились потрясающие подробности: пела Агилера, публику разогревала Хьюстон, обошлось все в сорок миллионов баксов, наименее утонченной закуской была икра, а понравившаяся невесте подмосковная церквушка была разобрана, перевезена на мыс Антиб и лишь затем возвращена в родную деревню. Мельниченко всегда возвращает одолженное. Вся эта роскошь не вызывает у российских журналистов — да и читателей — ни малейшего отторжения, даром что время сейчас отнюдь не олигархическое, и широкие жесты не в моде. То ли ностальгия взыграла, — все ж лучше купечество, чем сплошная государственническая серость, — то ли имеет место один российский парадокс, который я назвал бы парадоксом Мельниченко: в России ненавидят средний класс, не любят богатых, но все прощают ОЧЕНЬ богатым. Такая страна: масштаб искупает собою все.