Бернарду словно по лицу ударили — так она отреагировала на то, что Исабель после всего услышанного обратилась к мадам, назвав ее мамой.
— Лучше мне умереть прямо сейчас, — рыдала мадам Герреро, откинувшись на подушку и уставясь в потолок, — чем сказать тебе это.
— Скажи мне правду, мама! — вновь воскликнула Исабель, но еще более требовательно.
Бернарда напряженно ждала, что ответит мадам. Во взгляде ее было отчаяние, и все же она надеялась. Она даже перестала плакать.
— Исабель, — простонала мадам Герреро. У нее все же хватило мужества сквозь слезы посмотреть на дочь. — Я не твоя мама! — вдруг выдохнула она и, не выдержав, громко зарыдала.
Они смотрели друг на друга, словно расставались навсегда, обе плакали. Только мадам Герреро делала это более открыто. У Исабель лишь катились по ее прелестным щекам слезинка за слезинкой и дрожал подбородок, как у обиженного ребенка.
— Дочка! — услышала вдруг Исабель у себя за спиной голос Бернарды. — Твоя настоящая мать — я! — И Бернарда присоединилась к двум плачущим женщинам. Теперь они плакали все втроем. В комнате воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь тихими всхлипываниями. Исабель переводила взгляд с одной на другую и не знала, что ей делать.
— Нет! Это неправда! — закричала она, почти с ненавистью глядя на Бернарду. — Вы все это выдумали!
— Но мы же... — начала Бернарда, но, увидев, как смотрит на нее Исабель, которую она впервые за двадцать лет назвала дочерью, замолчала.
— И ты, мама! — обернулась Исабель к мадам Герреро, которая лежала, закрыв лицо ладонями. — Как ты могла позволить?
— Исабель, — воскликнула мадам Герреро, — дочь моя!.. — И она протянула к Исабель свои руки.
— Дочь? — вскочила Исабель. — Так что же, наконец?..
— Исабель, выслушай наши объяснения, — стонала мадам Герреро, продолжая протягивать к ней руки.
— Может, хватит уже объяснений? — Исабель не желала слышать больше никаких историй.
— Исабель, — заговорила Бернарда, — Исабель, постарайся понять причины, которые заставили нас так поступить, ну пожалуйста!
— Нет таких причин, — крикнула Исабель, — которые заставили бы так поступить! Если вы, как утверждаете, моя настоящая мать, тогда почему же не вы воспитывали меня? Почему не вас двадцать лет я называла матерью?
— Такие причины есть, — возразила Бернарда, — конечно же, есть! Мне ведь было тогда всего шестнадцать лет, я была одинока в этом большом и жестоком мире, и мне некуда было идти. Поэтому, когда сеньора Герреро предложила мне такой договор...
— Договор? — возмущенно воскликнула Исабель. От обиды она что было силы зажмурила глаза.