Девчонки, конечно, разговор слышали — у нас телефон в общей комнате, нас там пятеро, и все уши навострили. Мне сочувствовали, но я понимала — рады, мерзавки. Только Танька искренне переживала. Позвонила своей матери, та у нее психотерапевтом работает, в частной клинике какой-то. Мать что-то мямлила, я не поняла, если честно. Не обнадежила она меня. Но подкинула очень дельную мысль.
Клептомания, сказала она, по наследству не передается. И если человек богатый, то ее можно рассматривать как безобидную причуду. Главное, чтоб родственники знали и не расстраивались слишком. А так — она не понимает, чего мой дурак запретил дочери встречаться с Глебом. Ну, выйдет она за него, будет жить с любимым человеком. Клептомания даже получше алкоголизма будет, или инфантилизма, или еще каких-то неприятностей. В конце концов, ничего страшного. Да и мы скоро привыкнем. Скажем, достаточно приучить человека наутро просматривать свои карманы и возвращать украденное.
Я так подумала — да права она. А мой дурак запретил, потому что… Да потому что дурак! Не понимает, что важно, а что ерунда на постном масле.
И стала я потихоньку моего дурака подтачивать. Ходила, рассуждала, статейки нужные — Танька у своей матери брала — подсовывала. Вот только мой козел уперся — и ни в какую. Ему еще Толик все уши прожужжал, опять Ваньку своего разрекламировал, и Тамарка к нам зачастила… Кошмар, мой дом в проходной двор превратился! Муж уже начал поговаривать, что уволится и с Толиком фирму организует, по торговле компьютерами, у того какие-то связи в Таиланде объявились.
Ну, я и успокоилась. Юлька вроде в себя пришла, улыбаться начала. Ладно, думаю я, время лечит все. Может, и к лучшему оно, что этот брак расстроился. Легко ли было бы ей одной в Норвегии? Да, конечно, мать у Глеба русская. Но, во-первых, сама с закидонами, во-вторых, она ж свекровь, не мать родная. Да и я извелась бы вся — как там моя девочка?
И как-то все так хорошо пошло, что у меня на душе полегчало. Мой дурак пить бросил, целыми днями с оформлением документов носился, перспективы нам с Юлькой радужные рисовал… Тут-то беда и грянула.
Он пришел домой мрачный. Ничего не рассказывал, только вечером ему кто-то позвонил по телефону, и я даже не поняла, кто — муж говорил отрывисто, междометиями. Потом оделся, сказал «я на полчасика» и вышел на улицу.
Мы ждали до утра, не смыкая глаз. Утром я позвонила Толику, тот понятия не имел, куда мой дурак пропал. Я позвонила в милицию, меня там огорошили — оказывается, если человек пропал, то заявление в розыск можно только через три дня подавать. Интересно, а если он сейчас с сердечным приступом в кустах лежит, и за три дня помрет?! Ох, и хамы же в нашем отделении работают.