— Мама, — начала она с порога и услыхала с порога:
— Я не мать тебе.
Странно, но она ничуть не удивилась, даже внутри себя будто знала об этом всегда.
— Для того чтоб такой, как я, родить такую, как ты, впрямь с самим чертом блудить надо. Да он таким, как я, видать, не предлагает.
— Пуганула я их. Кажется, слишком.
— Слышала уже. Болтают о тебе поболе, чем о завтрашней вербовке. Вот погоди, решат они сейчас что-нибудь одно на всех, а там уж нам не поздоровится. Обеим.
Перед тем как войти, Аре казалось, будто она способна стереть с лица земли весь Дагворт, но пока стояла она перед матерью, сила и решимость ее убывали.
— Я ж не виновата!
— Я виновата! Я тебя взяла. По корысти да по большому страху. Да еще думала, от тебя прок какой будет. Не от добра доброе дело сделала, так что и добра от тебя ждать нечего. Сядь, расскажу, как было, что ты есть такое, заклятая на кровь душа. Может, в жизни пригодится.
Ува сломалась. Надтреснула, как старый кувшин. Груз напряжения, страха, всеобщего отчуждения, неоправдавшегося ожидания несбывшихся невиданных благ от неведомых сил, тяготивший ее с той минуты, как Ара вошла в ее жизнь, оказался непосильным даже для двужильной деревенской бабы. Цена оказалась слишком высока, и Ара молча, даже с пониманием выслушала ее отказ платить дальше незнамо за что.
— Уходить тебе надо, — закончила Ува. — И быстро. Отсидишься где-нибудь. Потом, коли захочешь, вернешься, только не слишком быстро. Надо, чтоб забыли. Увидят — сожгут живьем, потом виноватых не сыщешь, потому как все виноватые разом. А упираться станем — сожгут обеих вместе с хатой. Совесть поимей, оставь мне последнее. И так уж ты у меня душу в долг взяла и ни грошика не вернула.
Как и ожидалось, толпа односельчан, вооруженная дрекольем и ухватами, привалила к самому крыльцу и принялась неуверенными голосами выкликать ведьму. Наиболее предусмотрительные запаслись по дороге длинными шестами, обмотанными просмоленной паклей. Ими чрезвычайно удобно поджигать крышу, буде две бабы запрутся в доме и откажутся выходить на правый суд. Как во всяком деле, здесь тоже объявились свои умельцы и энтузиасты.
Понять их панику в принципе было можно. Ува и понимала от души. Как-никак Ара посягнула на святое: на мужескую силу, испокон веков служившую опорой крестьянской семьи, гарантом продолжения рода, условием постоянного прибытка в семью рабочих рук.
Ува вышла на крыльцо им навстречу. При виде нее толпа напряженно загудела. Всей своей кожей Ува ощутила за своей спиной приземистый, испуганно припавший к земле родной дом.