— Все — назад! — велел он, и его послушались. — Она — моя.
И в тот миг, когда они встретились глазами, ее защитный пузырь лопнул и мир окатил ее брызгами солнца и крови, ворвался к ней, подступил к ней вплотную, и черт побери, если это не было хорошо.
Лицо. При первом взгляде она даже не отметила его безусловную, бесспорную красоту. Она никогда не задавалась вопросом, какие мужчины кажутся ей красивыми. Впечатление было такое, словно под тонким слоем кожи и плоти струилось расплавленное золото и источало свой жар. Веко у него было тонко обрисовано, но взгляд казался тяжелым. Она без труда узнала этот взгляд. Высокомерие. У них было общим — все!
И он мог с нею справиться. Он был такой же. Он мог делать с людьми все то же, что она делала с животными.
И еще она поняла, почему Ник из Нолта запретил вдове называть его Самозванцем. Все возможные «милорды» и прочие вежливые формы разом вылетели из ее головы, словно она их и не заучивала. Лишь одно слово из всех было его достойно.
— Король! — сказала она посреди лошадиного безумия.
— Ведьма! — отозвался он, в точности копируя ее интонацию, и она на секунду задумалась о том, что же видит перед собою он. Потом она не позволяла себе роскоши задуматься.
— Ведьма, сир! — выставился вперед Хаф. — Если позволите, самая настоящая могущественная ведьма, потомственная, заклятая на кровь при рождении, ведьма и дочь ведьмы…
Каменщик-Творец и Заступница, каким-то уголком сознания изумилась она, он все еще пытается ею торговать.
— Это кто еще?
— Хаф мое имя, государь, — услужливо выставился тот, догадываясь, что если король с ним разговаривает, то в сознании толпы он уже не вор, что бы он ни сделал.
— Хаф? — повторил Рэндалл Баккара. — Половинка? Половинка чего? Мужчины?
Впервые на ее памяти Хаф был заткнут словом. Несмотря на изрезанные руки, обстоятельство это доставило ей райское наслаждение.
— Он тебе нужен?
— Нет, — кратко ответила она, держась взглядом за взгляд, как за протянутую руку. Ад вокруг них иссяк с первым его словом, да и нужда в нем уже отпала. Она даже не глянула в сторону Хафа. Король шевельнул тонкой бровью, его прислужники двинулись с места, Хаф — тоже, и с воплем скрылся в путанице переулков. Он, можно сказать, много чести для себя ожидал. Никто и не думал за ним гнаться. Дворянам он даром был не нужен, а чернь на сегодняшний день уже утомилась этими однообразными забавами. Больше Ара в жизни его не видела. Более того, она и не вспомнила его ни разу.
— Встань, — приказал ей Рэндалл Баккара. — Негоже… «Такие, как мы, в грязи не валяются». Вот что он имел в виду. Она поднялась, держась за протянутый взгляд. Улица, Полная народу, замерла.