11. Ничего, кроме правды, меж нами
Ничто не доставляло удовольствия сэру Эверарду, и он бродил по просторам своего палаццо в тщетных попытках занять себя, найти себе дело, способное увлечь без остатка ум, столь же живой, как в прежние времена, и тело, увы, со временем от ума поотставшее. Когда-то в молодости он любил охотиться на цапель. В камышах их водилось видимо-невидимо. Птицы эти, вопреки расхожему мнению, были осторожны и дьявольски умны и требовали к себе умения и навыков. Однако лет уже, наверное, около десятка удовольствие в его глазах с лихвой искупалось неудобствами, связанными с тем, что во имя излюбленной потехи приходилось долгие часы простаивать по колено, а то и по пояс в воде, резаться острыми, как ножи, листьями, терпеть малоприятное соседство пиявок и водяных змей. С немалым изумлением сэр Эверард узнал, что у него имеется поясница.
За последние несколько лет цапли бестревожно расплодились, заполонив всю пойму, и, взмывая все вместе в воздух на заре, крича и хлопая крыльями, нарушали его некрепкий утренний старческий сон. Можно было бы приохотить к благородной забаве внуков, но… Ах, эта болезненная тема!
Он выяснял в беседах с вассалами и равными, чем пожилой человек его положения способен занять остаток отпущенных ему лет, и даже всерьез хотел перестроить палаццо и заново обставить его в соответствии с нынешней изнеженной модой на внутреннее убранство. Но у него не поднялась рука.
Эти незапятнанно белые стены и окруженные ими столь же белые башни, искрящиеся под ярким солнцем Юга! Стрельчатые окна, затененные резной зеленью! Прохладная пустота покоев, словно служащая обрамлением множеству ценных безделушек из разных краев земли. Фонтанчики и повсюду живые цветы. Здесь все напоминало ему его покойную Катерин, научившую его ценить красоту и музыку текущей воды. Он искренне считал супругу самой умной и прекрасной женщиной на земле и не стеснялся повторять ей это, в связи с чем брак его был осенен благодатью. И сейчас он испытывал к ней те чувства спокойной нежности и умиротворения, какие в молодости надеялся испытывать, когда наступят преклонные годы. Она устроила все в этом доме, и все, к чему она прикоснулась, несло отпечаток совершенства. Что-то здесь изменить означало испортить, и он проводил свои дни в мягком кресле на уютном затененном балконе, в безделии, к которому привык, и в праздности, которая его угнетала.
Он мог бы жениться, в этом не было бы ничего странного для вдового вельможи его положения, и даже взять за себя совсем юную и достаточно равную девицу. Возможно, она блистала бы и умом, и красотой. Но ему хотелось, чтобы из этого последовало бы нечто большее, а он вовсе не был уверен, что еще способен на самом деле стать отцом детей, которые будут носить его имя. Он ценил искренность. Ему хотелось настоящего.