В Сент-Джеймском парке сооружают китайскую пагоду и расписной деревянный мостик с ярко-синей крышей.
В Грин-парке — готический замок площадью более ста квадратных футов, а в Гайд-парке — киоски, шатры, карусели и много всего интересного.
Вдоль Бридж-уолк и Мэлл будут развешаны фонарики, и еще было сказано, что пятьсот человек работали целый месяц над «самыми красочными фейерверками, какие только видели в этой стране».
«Морнинг пост» обещала невиданные зрелища и массу развлечений, но Ровена так и не смогла уяснить для себя, какое все это может иметь отношение к «железному» герцогу.
После стольких лет войны трудно было осознать, что наступил наконец мир и лишения, которые все они испытывали, постепенно отступают.
— Может быть, подешевеют продукты, — с надеждой прошептала себе Ровена.
Она знала, что многие фермеры уже поняли: теперь, когда нет войны, спрос на их продукцию понизился.
«Кажется, все это мало повлияет на нашу жизнь», — подумала Ровена.
Она понимала, что маркиз, служивший пять лет в войсках Веллингтона, непременно должен присутствовать на приеме в Карлтон-хаузе, почетным гостем которого является его командир.
Но в газете не упоминалось ни имени маркиза, ни приема у принца-регента, зато внимание Ровены привлек один абзац, который она прочитала несколько раз, прежде чем погрузиться в глубокие раздумья.
«Вот оно, — сказала себе Ровена, — оружие, которое я так искала; оружие, с помощью которого я смогу сразиться с маркизом и победить его раз и навсегда».
Вопрос заключался лишь в одном — решится ли она воспользоваться им?
Потом Ровена сказала себе, что ей, собственно, нечего терять. Если ее отвергнут, проигнорируют или оскорбят, об этом не узнает никто, кроме нее самой. Девушка никогда и ни при каких обстоятельствах не допустит, чтобы ее отец узнал о том, что мог бы счесть предательством.
Мысль об отце заставила Ровену усомниться в правильности принятого решения. Но она тут же сказала себе, что главное — заставить маркиза раз и навсегда понять: она не сделает того, что он от нее хочет. Она тут же вспомнила собственные колебания, которые ей пришлось преодолеть.
— О мама, помоги мне! — воскликнула Ровена, поднимая глаза к висящему над столом доктора портрету матери, написанному вскоре после их свадьбы.
Ровена унаследовала волосы и глаза своей матери, ее овал лица и цвет кожи. И все же в свои девятнадцать лет она чувствовала себя во многих отношениях старше, чем ее мать перед смертью.
У нее не осталось больше веры во все хорошее — маркиз лишил ее иллюзий, разрушил ее идеалы.