— Конечно. Сейчас. Гвен, я…
— Ой, Фредди, лапочка, я сейчас растаю! — Фредди исчез и почти мгновенно появился снова, неся в руках высокий запотевший бокал. — Спасибо. О, это блаженство!
— Гвен, ты такая красивая. Знаешь, я никогда тебя такой не видел.
— А я никогда так и не одевалась. Дженни волшебница, правда? А Марисоль — настоящая художница. Меня уже три раза спросили, не из Парижа ли у меня шаль. Мол, такую ручную роспись делают только в лучших домах Парижа. Знали бы они… Вот интересно, что будет с Арьеда, если они узнают, что та женщина в зеленом платье — яномами, мать-одиночка и служанка в доме Фергюсона?
— Ну, пережили же они лорда-ранчеро…
— Ты не понимаешь, Фредди. Лорд-ранчеро — это не ранчеро-лорд. Фу, жарко, неохота спорить.
— Гвен… Я получил письмо из дома.
— Да? Значит, скоро в дальний путь? Жаль. Нам будет тебя не хватать, Фредди-Помидорчик.
— И все?
— А что еще?
— Гвен… Поедем со мной?
Гвендолен серьезно посмотрела на Фредерика и тихо сказала:
— Знаешь, Фред, если бы ты сказал это неделю назад, я бы сошла с ума от счастья. Что-то произошло со мной за это время. Наверное, я просто повзрослела. Мы ведь не влюблены друг в друга, Фред.
— Гвенни, я…
— Погоди! Ты увидел меня сегодня совсем другой, не такой, как обычно. Яркой. Эффектной. Поэтому тебе кажется, что ты влюблен. На самом деле все иначе. Мы не влюблены. Ты уедешь, мы поскучаем друг без друга, но уже через пару недель с удивлением поймем, что мир не рухнул, и тоска притупилась.
Фредерик смотрел на Гвен с отчаянием — и с уважением. Девушке стало его жаль.
— Сделаем вот что. Ты поедешь домой один. Обрадуешь родителей, найдешь работу… А через год напишешь мне. Если прав ты, и ничего не изменилось, то я приеду. Обещаю. А если права я… Что ж, тогда ты просто напишешь мне письмо. Про то, как ты живешь в Англии.
Фред молча склонился над рукой Гвен и нежно ее поцеловал…
Эсамар разговаривала с одной из пожилых родственниц Арьеда, когда ее за локоть тронул высокий, худощавый и загорелый мужчина. Его русые волосы сильно выгорели, как и мягкая короткая бородка, что указывало на то, что большую часть жизни мужчина проводит на открытом воздухе. Эсамар обернулась и ахнула.
— Господи, Антонио! Я сто лет тебя не видела! Как ты?
— Отлично. Лучше и представить себе нельзя. Я теперь ваш сосед. Относительный, конечно, как и все на Реке и в Лесу. До моего нынешнего дома отсюда три часа лету.
— Действительно, соседи! Неужели ты оставил медицину и осел в собственном доме?
— Ну что ты! Я, наверное, единственный из Арьеда, кто до ужаса боится благ цивилизации и привилегий богатства. Нет, все совсем наоборот. На Асунсьон открывается большая станция. Биологи, экологи, научная шатия-братия, но им нужен полевой врач. Такой, чтоб знал местные болячки не из книжек, а из жизни. Как ты понимаешь, я немедленно ухватился за такую возможность. Так что теперь я участковый врач.