Голос секретарши был мелодичным и приветливым:
– Добрый день! Я вас слушаю!
– Здравствуйте. Могу я поговорить с Туруком?
– Как вас представить?
– Глеб Корсак.
– Одну секунду.
В трубке заиграла тихая музыка.
– Ког’сак, вы? – Голос у главного редактора «Последних вестей» Турука был хриплый и картавый, как у старого ворона.
– Здравствуйте, Валерий Николаевич!
– Добг’ый день. Давненько вас не было слышно. Зная, что пг’осто так вы никогда не звоните, пг’едполагаю, что у вас для меня есть что-то жутко интег’есное?
– Дело касается смерти коллекционера Фаворского, – сказал Глеб.
Возникла пауза. Затем Турук сдержанно произнес:
– Боюсь, тема не пг’едставляет для публики особо интег’еса. Если не ошибаюсь, Фавог’ский умег от обыкновенного инфаг’кта.
– Угу. – Корсак иронично хмыкнул. – Если верить официальной версии.
– А что, есть и неофициальная? – удивился Турук.
– Неофициальная версия есть всегда, – заметил Глеб. – Что, если я добуду вам доказательства связи Фаворского с черным рынком произведений искусств?
Турук помолчал, обдумывая предложение Корсака, затем сказал:
– Вы считаете, его убили из-за этого?
– Возможно.
– Гм… Если вы сумеете это доказать, я помещу вашу статью на пег’вую полосу и заплачу в пять г’аз больше обычного. А что, у вас и пг’авда есть доказательства?
– Более-менее, – уклончиво ответил Глеб.
– Темните, Ког’сак, – вздохнул Турук. – Ладно. Как только что-нибудь откопаете, сг’азу звоните. И помните – никто не заплатит вам столько, сколько я.
– Ловлю вас на слове.
После разговора с Туруком настроение у Глеба улучшилось. Он ощутил что-то вроде охотничьего азарта. Должно быть, то же самое чувствовал и отец Корсака, старый охотник, когда совал в карман только что полученную лицензию на отстрел волков. Свежие отпечатки волчьих лап, рваный галоп серых хищников по сугробам, пар из оскаленных клыкастых пастей…
Глеб включил проигрыватель и, покопавшись в пластинках, выбрал один из ранних концертов Майлза Дэвиса. Под музыку он соображал лучше. Затем, услышав холодновато-тревожное завывание трубы, перенес сверток из прихожей в комнату. Аккуратно снял с картины оберточную бумагу и поставил ее на диван. Сам сел в кресло напротив.
Картина представляла собой доску, сделанную из двух скрепленных дубовых плашек, примерно пятьдесят на восемьдесят сантиметров. Глеб не слишком хорошо разбирался в живописи, но то, что художник принадлежал к фламандской школе, было ясно как день. Четкие линии, тщательно прорисованные детали, усложненная композиция. Сюжет картины был необычным и даже жутковатым. За столом, подперев щеку ладонью, восседал чернобородый мужчина в синем камзоле. Напротив него, совершенно в той же позе, сидел скелет. На столе между ними лежали два предмета: толстая книга и большой ключ. На переплете книги виднелась надпись, сделанная строгим романским шрифтом без пробелов: