Приближалась осень, серо-зеленые все больше угрожали нам. И мой кокон вот-вот должен был раскрыться.
После таких счастливых дней, вернувшись к Вираго, я почувствовала угрозу. Я спряталась за дверью и подслушала, как она говорит подруге, зашедшей в гости. Ей только что, тяжело вздыхая, «показали» меня, как обезьяну в зоопарке:
— Вот видишь, с кем мне приходится возиться…
Я сделала вид, что вернулась в свою каморку, и услышала продолжение разговора.
— В конце концов, если немцы выиграют, я ее выдам… а если проиграют, то всегда можно будет сказать, как много мы для нее сделали.
У дедушки и Марты я научилась быть счастливой, но благодаря Вираго я научилась ненавидеть.
Если в доме Вираго ненависть давала мне силы молчать, то дедушка показал мне на своем примере, как надо сопротивляться.
Случалось, что над нами пролетали самолеты. Перепуганная Марта спешила укрыться в подвале, и как-то раз потащила меня с собой:
— Ложись на землю!
Вскоре пришел дедушка:
— Нет, так не пойдет, алле, гоп! Вставай! Ты пойдешь со мной, со мной, если я умру — то умру на открытом воздухе, и мне чихать на этих грязных фрицев! Я не ведаю страха!
И он вывел меня в сад, выкрикивая оскорбления вслед самолетам, яростно потрясал кулаком и ободрял меня:
— Знаешь, не надо бояться, они будут бомбить в другом месте. Мы слишком маленькие, чтобы их заинтересовать. Ты же не боишься?
— Нет.
Я отвечала искренне. Я верила во все, что он говорил. Заразительный страх Марты попытался поселиться и в моей душе, но дедушка без труда прогнал его своим бессильным бунтом. Всегда держи голову высоко поднятой, перебори себя.
— Возьми это полено и отнеси Марте.
Полено было большим и слишком тяжелым для меня, но я из упрямства потащила его. Этот человек оказывал на меня огромное влияние. Он поздравлял меня, когда я узнавала что-то новое, поддерживал в каждом начинании, не подчеркивая, что я всего лишь маленькая девочка. Вираго, напротив, без конца унижала меня и ругала за неловкость, когда я помогала ей со скучным шитьем:
— Это что такое, ты что, сердишься? Да ты должна быть благодарна за то, что я для тебя делаю, уж поверь мне, я-то сделала побольше, чем твоя собственная мать.
— Нет! Моя мама подарила мне жизнь!
— Ах ты, нахалка! И где же твоя мать сейчас?
Это была одна из тех злобных фраз, которые я никогда не забуду. «Она»-то знала, где находится моя мама. Во всяком случае, далеко от меня, и уж своим взрослым умом она понимала, что сейчас творится в Бельгии и почему я здесь… с ней. Из-за денег! И она осмеливалась так говорить! Конечно, я должна была испытывать благодарность за то, что она взяла меня к себе, за то, что она меня кормит, но я не могла. Мне до сих пор трудно рассказывать об этом, потому что я помню, с каким лицом она говорила. Я многое так и не смогла понять в этих людях. Почему она с таким отвращением относилась к тому, что ей приходится «возиться со мной»? Из-за дедушки? Конечно, если она его так ненавидела, а он отвечал ей тем же. Может быть, это дедушка каким-то образом заставил ее взять меня в семью и дать мне свое имя? Какие темные дела творились в этой семье? Я не понимала, я была одна среди взрослых, без мамы, а этой женщине было совсем не жалко меня. Я могла лишь ненавидеть ее, с каждым днем все сильнее. И видеть кошмары по ночам. Ужасные кошмары, в которых я падала в пустоту, а потом просыпалась в поту, и рядом не было никого, кто бы мог меня утешить. Я замыкалась, страх стал моим постоянным ночным спутником, но днем я заставляла себе сопротивляться, бунтовать, притворяться. Я расстреливала ее взглядом, молчаливо резала на кусочки. Я защищалась, как могла.