Победила работа. После двух месяцев сомнений и переживаний Роксана поняла, что роль прекрасной половины мистера Ричарда Бэка не по ней, и вообще к двадцати пяти годам она еще не созрела для того, чтобы быть чьей-то миссис.
После этого все стало на свои места. Роксана теперь точно знала, чего она не хочет от мужчин: она не хочет экспериментировать. Мистера Избранника она распознает сразу и без посторонней помощи. А пока… Пока что она, не лукавя, могла сказать, что нисколько не страдает из-за отсутствия мужчин в своей жизни. Она ни разу не почувствовала себя ненужной или ущербной. Ей и без них было хорошо.
Роксана начала расстегивать рубашку и невольно вспомнила про Брэма. Какое-то незнакомое чувство снова охватило ее. Она знала, что он ей нравится, но ей нравился еще пяток мужчин, и с ними она умела оставаться не более чем хорошим другом. Ни один из них не заставлял ее сердце пускаться вскачь — даже Ричард в лучшую пору их романа.
Роксана развернула упаковку с мылом, намылила лицо.
— Это просто последствия автокатастрофы, — сказала она вслух и от звука собственного голоса разом успокоилась. — Просто нервное потрясение, и ничего больше!
Почувствовав себя необыкновенно легко, Роксана принялась напевать себе под нос.
Брэм за стенкой заканчивал бриться, когда услышал мелодию «Американец в Париже» Гершвина, за которой последовали «Они и Музыка» Берлина. Усмехнувшись, он выдавил на ладонь немного крема и начал размазывать по свежевыбритому лицу. Насколько замечательным был у Роксаны голос, настолько необычным — репертуар.
Обычно люди напевают под нос что-нибудь из последней десятки хитов или старую полюбившуюся мелодию времен юности, но Гершвин и Берлин звучали бы к месту году этак в двадцать третьем — примерно тогда, когда была в моде ее шуба. Эта женщина определенно интриговала его. Независимая, умная, деловая — но со старомодными манерами и приступами застенчивости. Сотканная из контрастов и противоречий, она с каждой минутой нравилась ему все больше и больше.
Брэм натянул через голову рубашку, причесал и уложил седеющие виски. В последние месяцы он не раз ощущал себя стариком. Это и послужило причиной двухнедельного отпуска — отчаянно захотелось оттянуться под колышущимися пальмами и тропическим солнцем, снова почувствовать себя молодым… За стенкой уже пели «Реку старика», и Брэм улыбнулся.
Давно он не чувствовал себя таким юным и окрыленным, как сегодня, и это несмотря на погоду. А впрочем, может быть, благодаря ей. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы этот раскардаш за окном продолжался как можно дольше.