Как справедливо указал впервые Л. П. Гроссман, стремление создать новый для литературы XIX в. образец романа-эпопеи, построенный на материале современной, „текущей“ общественной жизни и проникнутый идеей „восстановления“ человека, было в определенной мере стимулировано выходом в 1862 г. „Отверженных“ В. Гюго, тогда же прочитанных Достоевским, по свидетельству H. H. Страхова, во Флоренции и оказавших значительное воздействие на основную проблематику его предисловия.[30]
Трудно сказать, работая над двумя следующими своими романами, написанными после прекращения его журнальной деятельности в 1865 г., — «Преступлением и наказанием“ и «Идиотом» (в основу которых также легла сформулированная им в 1862 г. идея обрисовать «восстановление погибшего человека»), — связывал ли автор с ними надежды на осуществление романа-эпопеи „дантовского“ масштаба. Так или иначе, он рассматривал их как подступы к решению этой задачи. Определенный же и более конкретный характер мысль Достоевского о создании романа-эпопеи дантовского типа получила в годы завершения Львом Толстым „Войны и мира“ и определившейся вскоре оценки романа Толстого частью критиков как образца нового, национально-русского решения проблемы современного эпоса. Еще в 1868 г., до появления в „Заре“ статьи Страхова о „Войне и мире“ и книги Н. Я. Данилевского „Россия и Европа“, где была отчетливо намечена эта оценка, Достоевский формулирует, а затем развивает в письмах к А. Н. Майкову свой, противопоставленный в его глазах „историческому“, ретроспективному характеру толстовского романа, уже вполне отчетливый замысел эпопеи о „восстановлении погибшего человека“: цикл романов „Атеизм“ с героем — современным „русским человеком“, скитающимся по России, в ходе своего развития переходящим сначала от веры к безверию, а затем к новому обретению потерянной им веры через приобщение к народу и его идеалу „русского Христа“ (см.: IX, 500–502). Замысел этот надолго остается любимым детищем Достоевского, к которому он, видоизменяя его и дополняя новыми деталями, снова и снова возвращается в письмах 1869–1870 гг.[31] К лету 1869 г. название „Атеизм“ отпадает, но одновременно возникает план „Детства“ — начального звена задуманного цикла (отдаленно предвосхищающего позднейший замысел „Подростка“). Вскоре после этого, в декабре 1869 — мае 1870 г., создаются наброски „Жития великого грешника“, преемственно связанные с замыслом „Атеизма“ и в то же время намечающие (как и планы „Атеизма“) ряд сюжетных коллизий и проблематику „Карамазовых“. Работа над „Бесами“ (1870–1872), а после ее окончания в 1873–1877 гг. редактирование „Гражданина“, писание „Подростка“ и двухлетнее издание „Дневника писателя“ отодвигает в сторону „дантовский“ план многотомного романа-эпопеи, но в 1878 г., после оставления „Дневника писателя“ и нового обращения писателя к творческой работе, он снова возрождается в обновленном и преобразованном виде. Замысел „Жития великого грешника“ в изменившихся условиях приобретает характер двухтомного (или трехтомного) романа-„жития“ о нравственном скитальчестве Алексея Карамазова и его братьев, один из которых — новый вариант Атеиста из задуманного ранее цикла романов, а сам герой (подобно „великому грешнику“ из прежних планов эпопеи) воспитывается в качестве послушника в монастыре, откуда уходит в мир, где его ждут великий искус, потери и новое обретение в драматических борениях совести и сложных связях с людьми утраченных им нравственно-религиозных духовных ценностей.