В центре Старой Руссы помещался в 1870-х годах магазин купца второй гильдии Павла Ивановича Плотникова, о котором в романе говорится: „Это был самый главный бакалейный магазин в нашем городе, богатых торговцев, и сам по себе весьма недурной. Было всё, что и в любом магазине в столице, всякая бакалея: вина «разлива братьев Елисеевых“, фрукты, сигары, чай, сахар, кофе и проч. Всегда сидели три приказчика и бегали два рассыльных мальчика“. В магазин Плотникова, как писала А. Г. Достоевская, Федор Михайлович „любил заходить за закусками и сластями“. „В магазине его знали и почитали и, не смущаясь тем, что он покупает полуфунтиками и менее, спешили показать ему, если появлялась какая новинка“.[51]
В романе мы читаем, что от дома Грушеньки, „жившей в самом бойком месте города, близ Соборной площади“, Дмитрий в ночь убийства отца „обежал большим крюком, чрез переулок, дом Федора Павловича, пробежал Дмитровскую улицу, перебежал потом мостик и прямо попал в уединенный переулок на задах, пустой и необитаемый, огороженный с одной стороны плетнем соседского огорода, а с другой — крепким высоким забором, обходившим кругом сада Федора Павловича“.
Современный читатель, оказавшийся в Старой Руссе, легко может повторить этот путь Мити Карамазова. От „дома Грушеньки“, находившегося недалеко от площади близ собора, Дмитрий Карамазов, перейдя Соборный мост, мог броситься бежать по набережной Перерытицы, затем, свернув в переулок — возможно Дмитриевский, очутиться на Дмитриевской улице, упомянутой и в романе, и, миновав мостик над Малашкой, оказаться в пустынном Мининском переулке, куда выходил знакомый уже нам забор сада Достоевских. На карте города конец этого пути действительно выглядит „крюком“, оканчивающимся у дома писателя.
Так — на основе поразительно точной фиксации внешнего облика и топографии Старой Руссы — воссоздан в романе в соответствии с обычной манерой Достоевского-художника предельно выразительный, обобщенный облик русского уездного городка 1870-х годов.
Мемуаристами и исследователями романа указан ряд возможных реальных прототипов, душевные свойства или детали биографии которых были творчески преломлены автором при разработке характера и биографии различных персонажей романа. Выше анализировалось предположение Л. Ф. Достоевской о возможном отражении некоторых черт М. А. Достоевского (последних лет жизни) в характере Федора Павловича, — предположение, которое наглядно свидетельствует о том, что Достоевский пользовался при создании каждого из своих персонажей не одним, а множеством прототипов, черты которых служили ему лишь точкой отталкивания при решении его художественных задач. Указывалось выше и на возможность сближения характера Мити с психологическим обликом Ап. Григорьева, и на ту роль, которую сыграла при обдумывании основной сюжетной коллизии романа судьба мнимого отцеубийцы Д. Н. Ильинского. Часть других прототипов, автобиографических штрихов и реальных, жизненных мотивов, творчески преломленных писателем в „Карамазовых“, раскрыты А. Г. Достоевской в ее воспоминаниях и заметках о романе. Так, ряд характерных фразеологических оборотов в речах старца Зосимы, по ее сообщению, восходит к аналогичным словам „старца Амвросия (оптинского подвижника, с которым Достоевский встречался во время своего посещения монастыря летом 1878 г. —