Хотя ему нужно было снова жениться.
Это сейчас Венцель Марцел так спокойно думает об этом. Но не в первые годы после того, как умерла его дорогая Гертруда. Смерть жены так потрясла Венцеля Марцела, что он вряд ли перенес бы утрату своей следующей избранницы, которую могла постичь та же участь. Кроме того, он уже занялся делами города, а вскоре император, при поддержке городского совета, назначил его бюргермейстером.
Это в больших и богатых городах многие рвутся во властители. Там едва ли не каждый год переизбирают бюргермейстеров. А в Витинбурге этого можно не опасаться. Сонный город с сонными горожанами…
Венцель Марцел тяжело поднялся с деревянной лоханки. Сморщив нос, он с отвращением посмотрел на то, что вылилось из него после клизмы. Ничего, сейчас придет Хейла и унесет нечистоты. Унесет и выльет в домашнюю выгребную яму. За этим строго следит бюргермейстер. Ведь он не ленивый бюргер, выливающий свои испражнения на улицы города. О, как это бесит Венцеля Марцела! Но за столько лет даже он не смог ничего с этим поделать. Так было во всех городах.
Давным-давно, несколько веков назад, в благородной Римской империи все было продумано. А в самом Риме был построен подземный туннель — cloaca maxima, — по которому нечистоты силой воды уносились далеко за город. Венцель Марцел читал и вздыхал, представляя роскошные латрины, которые служили не только для того, чтобы благородные властители того мира испражнялись там, но и местом встреч и бесед, происходивших под журчание сливных ручьев. Даже налог на латрины не смог отвратить граждан от приятного посещения этих мест. Именно тогда римский император Веспасиан на робкие укоры некоторых сенаторов ответил: «Pecunia non olet».
О, как было бы замечательно, если бы и в Витинбурге удалось построить хотя бы несколько таких латрин! И, конечно же, можно было бы брать деньги за их посещение. Хотя в это очень и очень плохо верится: вряд ли прижимистые бюргеры захотят платить. Им и в голову не придет идти куда-то и платить, когда нужду можно справить на любом углу улицы.
А ведь как это ни смешно, моча тоже стоит денег. Все в том же Древнем Риме ее продавали из тех же латрин красильщикам шерсти и дубильщикам кож. И даже художникам, которые замешивали на ней краски.
Венцель Марцел опять поморщился. Перед глазами предстала картина сегодняшнего утра. Проходя мимо дома колбасника Рута, бюргермейстер увидел, как тот вместе с братом и старшим сыном разделывает только что зарезанную свинью. Шел снег, и на фоне грязного месива особенно неприятно выделялась большая рыжеватая лужа крови и серо-голубые внутренности животного.