Палач (Вальд) - страница 12

Но лицо этого мужчины отталкивало и пугало с первого мгновения. И даже заставивший себя еще раз посмотреть на него, понимая, что первый взгляд обычно обманчив, чаще всего опускал глаза, а то и просто отворачивался.

Казалось, что сам Всевышний, устав от бесконечной борьбы с дьяволом, ненадолго смирился с происками коварного врага и позволил ему вдохнуть в этого ребенка частицу себя. Вот и вышло дитя — создание трех творцов: Бога (ибо все созданное на земле и небесах — дело Господнее), сатаны (ибо созданное Господом проверяется врагом его) и человека (ибо Господь вселяет душу, а дитя — все же плод семени людского).

Но, возможно, случилось и так, что в высоких Тирольских горах, в непроходимых лесах на несчастную женщину в похотливости своей напали дикие звери. И первым, конечно же, был медведь. Вне всяких сомнений, именно он дал этому мужчине — через свое семя — огромный рост и длинные, едва ли не до колен, покрытые тугими мышцами узловатые руки, несколько обвисшие, но крепкие плечи, коротковатые и изогнутые, однако такие мощные ноги, что он был способен задушить на скаку лошадь.

Можно при этом догадаться, что лицом мужчина немногим отличался от хозяина леса. Огромная голова с круглыми оттопыренными ушами в обрамлении жидких косм пепельного цвета. Круглое, почти плоское лицо, большой вытянутый нос, тончайшие губы, срезанный к горлу подбородок, так что правый верхний клык словно был выставлен напоказ, наводили на мысль, что в свальное изнасилование добавил своего волк.

К тому же в этом неправильном прикусе при движении губ просматривались крепкие сильные зубы серого хищника. Все зубы.

И уж, конечно, в создании этого портрета участвовал дикий кабан, иначе откуда эти широко, почти у самых ушей, посаженные маленькие круглые глаза и разбросанная по лицу густая жесткая шерсть, кустами торчащая на изрытых оспой щеках и шее?

— Хм, да-а-а, — опять не находя слов, то ли в восторге, то ли в ошеломлении протянул молодой рыцарь, выразив свое отношение к увиденному, и с превосходством взглянул на девушку.

Девушка была дочерью бюргермейстера. Приглашенная отцом для того, чтобы прочитать письмо старого епископа, она с готовностью и знанием исполнила просьбу Венцеля Марцела.

Теперь она глубоко вдавила свое тело в деревянное кресло и с мольбой в глазах смотрела на молодого рыцаря. Ее правая рука все еще держала развернутое письмо старого епископа, но бледно-желтый пергамент мелко подрагивал в тонких пальцах, выдавая внутренний трепет, а скорее страх, которым была охвачена девушка.

Сам Венцель Марцел уже успел привыкнуть к облику своего не очень желанного гостя, но волнение, испытанное им в первое мгновение, когда этот человек вошел в потайную дверь подземелья Правды, все еще не прошло, о чем свидетельствовала слабость в коленях.