Сегодня он необычайно многословен. В его голосе звучит уверенность, хотя сам Венцель Марцел, и это печально, чувствует, как трясется его толстая правая ляжка.
— Я еще раз напомню то, что говорил в Витинбурге. Вы, бюргермейстер, отправитесь в епископский дворец. Епископ мертв. Вы сами это видели, будучи на его погребении. Новый епископ все еще в пути. Ведь путь из Рима так долог. Во дворец попадете без труда. Сейчас нет той строгости, что была при старом епископе. Там вы спросите архивариуса Мориали. Скажете ему, что приехали забрать Святое Писание, писанное в Испании тридцать лет назад. Его вам завещал покойный епископ. Он, конечно же, усомнится в сказанном. Тогда вы постараетесь убедить его, что книга дорога вам как память о покойном и предложите ему десять грошей. Но при условии, что книгу он принесет вам сюда, на постоялый двор.
— А если он не согласится? — все же шмыгнув носом, спросил Венцель Марцел.
— Увидев деньги, он согласится. Сейчас только сумасшедший не растаскивает из дворца то, что у него под рукой. Тем более что эта книга не имеет никакой ценности, кроме той, что содержит слово Божье.
Бюргермейстер перекрестился дрожащей рукой.
— Когда придет архивариус, вы заберете у него книгу и полностью расплатитесь. Провожать его не нужно. Оставайтесь в своей комнате. За час до того как начнет темнеть, велите запрягать коней и ждите меня в конюшне.
— А если закроют городские ворота? Ведь их закрывают при первом факеле.
— Мы успеем выехать из города. В ночь за нами никто не отправится в погоню. Все будет так, как задумано.
Не давая бюргермейстеру еще более разволноваться от собственных вопросов, Гудо встал, сгреб в свой тайный карман золото и ушел в снятую для него комнату за стеной. Там палач прилег на низкую лежанку и, поправив короткий меч, с которым он никогда не расставался, уставился в черный от времени потолок.
Даже находясь здесь, в Мюнстере, он не хотел верить, что ему придется еще раз оказаться вблизи епископского дворца и страшного подземелья Правды. В голову хитрыми лисами стали протискиваться воспоминания, одно неприятнее другого. Они не вытесняли друг друга, не выстраивались в очередь по времени и важности, а накладывались одно на другое. Стало трудно дышать. На лице выступили мелкие капельки пота.
Хлопнула дверь. Это бюргермейстер отправился во дворец. Немного выждав, Гудо поднялся, плотно закутался в свой старый плащ и опустил почти до носа капюшон. Затем он спустился по лестнице и вышел на широкую, в две повозки, улицу перед постоялым двором.
Он не стал далеко удаляться и привалился к углу этого же дома, откуда была хорошо видна входная дверь.