— Ну хорошо. Располагайся.
Шарлотта вернулась к кушетке. Она завернулась в штору как в саван и легла.
— Нет, нет и нет. — Бэй дергал и тянул до тех пор, пока не обнажились груди и половина живота. Он подпер ей щеку кулаком, подсунул подушки под локоть и разложил волосы. — Вот так лучше. Если тебе не нравится история про султана, выбирай сама. Скажи мне, кто ты.
— Я — Шарлотта, — проговорила она сквозь зубы. Костяшки пальцев впились в скулу.
— Что, обыкновенная, скучная женщина?
— Не будь таким противным. Я не могу говорить, моя рука должна оставаться неподвижной. — Она устремила взгляд на серый дождь и серое море.
— Ну хорошо. Значит, придется тебе доверить следующую фантазию мне.
Краем глаза Шарлотта видела быстрые движения руки Бэя, летающей нал альбомом, который лежал на коленях.
— Ты — женщина, дожидающаяся возвращения своего мужчины с моря. Его не было очень долго, и ты не уверена, что он вообще когда-нибудь вернется. Иногда по утрам, просыпаясь, ты чувствуешь себя слишком одинокой, чтобы вставать с постели.
Шарлотта слишком хорошо знала, каково это. Неделя перед появлением Бэя была ужасной.
— Ты хранишь все его письма и читаешь их, когда на тебя накатывает уныние.
Она резко повернулась, чтобы посмотреть на него, но он был поглощен работой и ничего не заметил.
— Он морской капитан?
— Вообще-то пират. Довольно известный.
— С женщиной в каждом порту, — сухо заметила Шарлотта.
— О, он предан тебе всей душой — пират-пуританин, если хочешь. Это рубиновое ожерелье — из зарытых на одном тропическом острове сокровищ. Он не может дождаться, когда приплывет домой и подарит его тебе.
— А где он сейчас? Накачивается ромом?
— Он попал в шторм. Мачта сломана, и паруса разодраны в клочья. Он может никогда не вернуться домой.
— Ох, какой же ты несносный! Это ужасная история! — Она села и прикрылась портьерой. Бэй присел к ней на оттоманку.
— Именно. Быть может, ты одобришь этот вариант?
Эта Шарлотта выглядела совсем не пресыщенной, но невыносимо печальной, выглядывая в окно в надежде увидеть корабль своего пирата. Теперь она была меньше выставлена напоказ, но все равно смущающе пышная.
— Что ты думаешь?
— Думаю, это грех, что ты отказался от рисования. Ты отвратительно талантлив.
— Что ж, спасибо. Правда, не уверен насчет определения «отвратительно». — Он провел испачканной мелками рукой по волосам. — Черт, мне надо подстричь волосы. Интересно, удастся ли оторвать Фразьера от… кто там, Китти или Мэри?
— Китти. Я могу подстричь тебя. — Хотя жаль будет отрезать прекрасные локоны.
— Ага! Далила в моем доме! Ни за что. Я серьезно отношусь к своему мужскому достоинству. Не хочу искушать тебя острыми ножницами.