"Этого я вам сказать не могу", — сказала женщина сухо.
Герман выключил свет, сам не зная, зачем. Он вернулся в свою комнату. Там сидела Маша с сумочкой на коленях.
"Рабби улетел в Калифорнию".
"Да, тогда…"
"С чего мы должны начать?", — спросил Герман и себя, и Машу. Маша как-то обмолвилась, что ни она, ни ее мать не принадлежат ни к какой организации и ни к какой синагоге, из тех, что устраивают похороны своих членов. За все надо было платить: за погребение, за место на кладбище. Герман должен был отыскать нужное учреждение, выпросить скидку, допросить кредит, найти поручителя. Но кто его знал? Герман подумал о зверях. Они жили без сложностей и, умерев, никому не бывали в тягость.
"Маша, я больше не хочу жить", — сказал он.
"Однажды ты обещал мне, что мы умрем вместе. Давай сделаем это теперь. У меня хватит снотворного на нас двоих".
"Да, давай примем таблетки", — сказал он, сам не зная, правда ли так думает.
"Они у меня вот тут, в сумочке. Все, что нам еще понадобится — стакан воды".
"Это у нас найдется".
У него сжало горло, и он едва мог говорить. Его ошеломило, как быстро это случилось. Пока Маша рылась в своей сумочке, он слышал громкое позвякивание и позванивание ключей, монет, помады. "Я всегда знал, что она мой ангел смерти", — подумал он.
"Прежде чем мы умрем, я хотел бы узнать правду", — услышал он свой голос.
"О чем?"
"Была ли ты верна мне все то время, что мы были вместе".
"Ты был мне верен? Если ты скажешь мне правду, я тебе тоже скажу".
"Я скажу тебе правду".
"Подожди, я закурю".
Маша достала из пачки сигарету. Она все делала очень медленно. Он слышал, как она катает сигарету между большим и указательным пальцем. Она чиркнула спичкой, и в отблеске огня ее глаза с вопросом посмотрели на него. Она затянулась, задула огонек, и еще мгновенье головка спички мерцала, освещая ее ноготь. "Ну, послушаем", — сказала она.
Герману было трудно говорить. "Только с Тамарой; это все".
"Когда?"
"Это было в отеле в горах".
"Ты никогда не ездил в горы".
"Я сказал тебе, что еду с рабби Лампертом в Атлантик-сити, на конференцию. Теперь твоя очередь", — сказал Герман.
Маша коротко рассмеялась.
"То, что ты сделал со своей женой, я сделала со своим мужем".
"Значит, он сказал правду?"
"В тот раз да. Я пошла к нему, чтобы договориться с ним о разводе, и он настоял на этом. Он сказал, что если я хочу получить развод — это единственная возможность".
"Ты поклялась, что он врет".
"Я врала, когда клялась".
Они сидели молча, каждый со своими мыслями.
"Теперь умирать не обязательно", — сказал Герман.
"Что ты собираешься делать? Бросить меня?"