Алекс заправляла рестораном, проявляя недюжинный талант — как в стряпне, так и в вытягивании из клиентов щедрых чаевых. На Тэре лежал бухгалтерский учет, и она держала баланс железной рукой предводителя гуннов Аттилы. Ну, а поскольку Ханна знала толк, как в цветах, так и в сладостях — по крайней мере так ей всегда говорили, — то на ее плечах были сад и кафе-мороженое с магазином.
Она не желала, да и не могла себе представить какого-то иного, лучшего места для существования и с нетерпением ждала наступления лета. Лето было уже не за горами и обещало быть восхитительным!..
Если, конечно, ей не придется мыть туалеты.
Господи, она почти забыла об этом пари!
Нет, ей необходимо срочно обзавестись мужчиной! Разумеется, не каким попало. Хотелось, чтобы он был добрым и нежным, страстным и пылким. Чтобы вожделел ее.
То, что он должен быть умелым любовником, подразумевалось само собой.
И еще одна маленькая деталь: чтобы потом он исчез с ее горизонта.
Ханна отвернулась от окна — и чуть не вскрикнула от испуга: за спиной у нее вдруг выросла мужская тень.
— Извините, — сказал человек, входя в кухню, — я…
Он осекся и тоже изумленно уставился на нее.
И Ханна вмиг поняла, что произошло. Сердце странным образом оказалось где-то в горле, дыхание перехватило. А все потому, что она узнала голос. Прошло десять лет, но этот низкий, хрипловатый тембр неизгладимо запечатлелся в ее памяти.
Зак Томас, старший брат Алекс.
Первый парень, который зацепил ее сердце!
А он изменился, была первая ее мысль. Господи, да как еще изменился!
Но в следующий момент знакомая, чуть кривоватая усмешка заиграла у него на лице.
— Ханна? Ты?
— Что ты здесь делаешь? — брякнула она с перепугу. Ведь всего лишь полтора месяца назад он получил ранение, едва не погиб на службе, когда в него стрелял какой-то гангстер.
Алекс восприняла новость очень тяжело, и именно Ханна поддерживала подругу.
— Я думала, ты еще в больнице, — поспешно прибавила она. — Как ты себя чувствуешь? Уже нормально? Не рано ли встал на ноги?
— Нет, не рано. Особенно если учесть, что осталась только неделя от моего единственного за десять лет отпуска. — Он снова усмехнулся, и от этой его улыбки у нее вдруг опять сбилось дыхание.
Все возвращалось к ней заново — все та же глупая, ужасающе унизительная подростковая одержимость. Безрассудная страсть, напрочь лишенная взаимности. Зак был абсолютно вне пределов ее досягаемости. Слишком вольный и независимый. Слишком необузданный и своенравный. Слишком великолепный, слишком броский, слишком все на свете. В Авиле ему не хватало воздуха, простора, он страдал от замкнутости тесного мирка, от недостатка приключений.