И еще. По-прежнему оставалось подозрение, что все эти сокровенные мысли происходили не только из сокровенных желаний Густава.
Он со злостью вонзил лопату в землю и выбросил наружу новую порцию чернозема.
Всю выкопанную землю они набрасывали в одну кучу, перед кораблем странника, так как у него был ковш, которым можно потом зарыть Ивана, нанеся последние штрихи вручную.
— Сколько еще копать? — спросил Густав у Кира. Они стояли в яме в полный рост, и если немного согнуть колени, то макушка странника становилась вровень с поверхностью, а роста он был чуть меньшего, чем хирург.
— Да все, хватит, наверное. Так его точно никто не выкопает и не съест. — Кирилл огляделся и откинул лопату, упершись руками в края могилы. Он тяжко дышал, и синие тени, залегшие под его глазами, вовсе не являлись игрой света в этот пасмурный день.
После небольшой передышки они выбрались из могилы и направились к Ивану.
— Ты за ноги, я за плечи, — сказал хирург.
Густав, послушавшись, взялся за ноги, ощутив под тканью и полиэтиленом грубые, тяжелые ботинки бывшего лидера. Для верности он также уцепился за бечевку, удерживавшую эти самые ноги вместе, и они медленно, потому что неудобно и скользко, а не потому, что печально и грустно, понесли Ивана к могиле.
— На раз-два-три. — Кир снова взял на себя роль управляющего похоронной процессией.
На «три» тело полетело вниз и с каменным глухим стуком ударилось о неровное дно. Ира отвернулась и уткнулась в плечо хирурга. Густав поморщился, но иного плеча, кроме своего, не имелось, поэтому страннику пришлось самому переваривать внутри себя это несоответствие — смерть и жизнь.
Переваривать в собственном соку, на медленном огне, постоянно помешивая.
Еще вчера Иван просто был. Был сильным, уверенным в себе мужчиной. Лидером. Сейчас его швыряют в яму, чтобы закопать, словно мусор, и он уже ничего не может с этим поделать. Да и ему, скорее всего, все равно.
Странник видел множество смертей. Какая-то часть из них была и на его совести. Но все похороны он помнил наперечет, так как их было мало. И отношение у него к ним выработалось отвратительное. Странник считал, что похороны, сами по себе, страшнее факта смерти. В них он находил что-то чуждое его природе. Шершавое, как персиковая косточка, застрявшая в горле.
— Скажем последние слова? — спросил Кир.
Ветер, гулявший между домов и в арках, утих.
Стало спокойно, и на небе даже появилось светлое пятно, в котором, по всем приметам, скоро должно было появиться редкое зимнее солнце.
— Какие слова? — сказал Густав.
— Ну, например, каким хорошим человеком был покойный. Кстати, на Луне так людей не хоронят, там сжигают и используют пепел для удобрений, — неизвестно к чему вспомнил Кир.