На самом деле, бывало, что и много.
После второго шоу в Канзас Сити в клубе к югу от Миссури, я вёз музыкантов в отель Мюельбах, одну из лучших гостиниц города. Мы зашли в бар отеля и, промочив горло — скотч, шампанское, джин с тоником — Джон Пол, Роберт и Джимми — сели в лифт и поехали к себе. Мы с Бонзо решили, что время для выпивки не закончилось и составили бармену компанию.
Мы так надрались, что я не был уверен, что мы найдём дорогу в номера. Но мы решились и поплелись по холлу как пара алкашей — мы ими и были. Бонзо не держался на ногах, свалился в огромное кресло, и замер.
— Иди без меня, Коул, — промычал он мне. — Мне и здесь хорошо. Со мной всё нормально.
Я был не в состоянии спорить. Мне хотелось спать. В номере я принял пару таблеток снотворного и завалился на боковую, намереваясь мирно вздремнуть до утра. Но у Бонзо были другие планы. В три утра зазвонил телефон.
— Ричард!
— Кто это? — пробурчал я.
— Эй, Ричард. Вытащи меня отсюда!
Я узнал голос Бонэма, но не мог сориентироваться.
— Это я, Ричард, спустись и вытащи меня.
— Вот сука! Ты где?
— А ты как думаешь? Я в тюрьме. Внеси за меня залог.
Бонэм передал трубку копам, которые объяснили мне, что его арестовали за появление в нетрезвом виде в общественном месте — конкретно, в холле отеля. Мне дали адрес тюрьмы, в трех километрах от отеля.
Я разозлился, по большей части из-за того, что меня разбудили, а не из-за Бонэма. Извергая проклятия, я оделся, взял с собой пять тысяч долларов, и десять минут спустя был в полицейском участке.
— Я пришёл забрать Джона Бонэма, — сказал я сержанту за стойкой. — Я его менеджер.
Просто менеджер звучало убедительнее, чем тур-менеджер.
— Сколько надо внести за него?
— Сколько! — заржал сержант. — Этот сукин сын никуда не пойдет. Пусть проспится. Заберёшь его утром, когда протрезвеет.
И в девять утра я вернулся за ним. Бонзо шёл с самым смиренным выражением лица, его привели в зону ожидания участка. Лицо украшала пара фингалов, один под левым глазом, другой рядом на щеке.
— Мне кажется, копы меня слегка помяли, — шепнул он мне. — Я ничего не помню.
Этот урок на пользу нам не пошёл. Случаев по пьяни тогда было немало, особенно когда с нами не было Питера, и я был единственным, кто присматривал за ними. А я по этому делу мог всем дать фору!
В мае, незадолго до двадцать первого дня рождения Бонэма, цеппелины давали два концерта в Пасадене. Барри Имхофф, промоутер мероприятия, прекрасно знал о нашем образе жизни. И он выбрал подарок, который Джон не мог не оценить — полутораметровую бутылку шампанского!