— Ты сам изменник! — Из середины толпы взметнулась рука со сжатым кулаком, потом другая. — Не добрался до тебя Долгорукий! Другие доберутся!
Булавин смолк, его горящий взгляд устремился в сторону кричавших. Там началась возня, свалка — казаки повалили, кого-то на землю; с помоста видно было, как они остервенело бьют кулаками, нагайками, а кого — не рассмотришь издали. В толпе нарастал шум. Булавин остановил крики:
— Господа казаки! С теми крикунами разберемся потом, держите их крепче. Решим главное: Лукьяна Максимова, Ефрема Петрова и других изменников казнить смертью! Любо?
— Любо! Любо!
— Правильна-а-а!!
— Смерть лиходеям!!
— А казнь им, — твердо и властно говорил Булавин, — отсечь головы при всем народе. И быть у той казни Игнату Некрасову. — Он повернулся к нему, и тот согласно кивнул головой. — А старшин Василия Поздеева Младшего, Увара Иванова и иных, всего человек с двадцать, вы их знаете, — он показал на кучку старшин, стоявших недалеко от Максимова и других, приговоренных к казни, — тех всех вместо казни послать в верхние казачьи городки с женами и детьми в ссылку навечно!
Круг согласился и с этим предложением Булавина. Атаман снова поднял руку:
— А теперь ведите сюда тех крикунов.
Казаки расступились, и к помосту подвели двух человек; их крепко держали несколько дюжих молодцов.
— Кто вы такие?
— Казак с Медведицы, — один из них смело смотрел на Булавина, — зовут Семен Кобыльский. Говорил и сейчас скажу: ты — вор и изменник...
— Замолчи, прихвостень боярский! — Глаза Булавина сузились, потемнели. — Эй, казаки, заткните ему глотку! — Молодцы встряхнули его как следует, и Булавин перевел взгляд на другого. — Ну, твоя очередь.
— Савелий Чекунов, — отвечал второй, понурив голову, — из Паншина городка.
— Так. Значит, со старшинами-изменниками вместе стали? Ну что ж, — рубанул воздух ладонью, — вместе вам и на смерть итти. Посадить их в воду!
— Правильно!
— Там самое им место!
Круг закончился, и его участники расходились по своим станам и куреням. Обсуждали события дня, спорили, кричали. Другие отмалчивались, думали свое, качали головами. Чувствовалось, многих брали сомнения. Но вслух говорить о том боялись: большинство казаков — верховских, голутвенных — на стороне Булавина; у него много прибеглого, набродного люда — крестьян, дворовых, работных людей, бурлаков; да мало ли — всех и в голову не вместишь; смотри-ка, сколько народу привел — тыщ с двадцать, поди. Сила!
Группа повстанцев во главе с Некрасовым повела из круга Максимова и других старшин. Всем им отрубили головы. Двух крикунов утопили. Булавина при казни не было — уехал к брату в Рыковскую станицу, оттуда — в свой лагерь. В последующие дни отправляли в верховские городки других старшин. Третьи сидели «на чепях» под арестом. На кругах, которые ежедневно собирали восставшие, бушевали страсти. На одном из них решался вопрос о дележе добычи — имущества казненных старшин и прочего.