- Значит, это хорошие новости, да? – спрашивает тетя Диана. – Ведь, если она может самостоятельно дышать, значит, она скоро очнется?
Социальный работник выдает натренированный сочувствующий кивок.
- Это хорошо, если она сможет дышать самостоятельно. Это показывает, что её легкие выздоравливают и её внутренние повреждения находятся в стабильном состоянии. Но вопрос об ушибе головного мозга все еще остается открытым.
- Почему это? – влезает кузина Хизер.
- Мы не знаем, когда она очнется самостоятельно, или размер повреждений её головного мозга. Эти первые двадцать четыре часа самые сложные, и Миа получает самый лучший уход.
- Мы можем её увидеть? – спрашивает Дед.
Социальный работник кивает.
- Поэтому я здесь. Думаю, если Мию навестит кто-то из родных, то пойдет ей только на пользу. Но войти могут один-два человека.
- Мы пойдем, - говорит Ба. Дед уже стоит возле нее.
- Да, я так и подумала, - говорит социальный работник. – Мы ненадолго, - уверяет она остальных членов семьи.
Они втроем идут по коридору в полной тишине. В лифте социальный работник пытается подготовить бабулю и дедулю к тому зрелищу, что я из себя представляю, объясняя обширность моих травм, которые выглядят кошмарно, но вполне излечимы. Ведь больше всего врачей беспокоят именно внутренние повреждения.
Она ведет себя так, словно мои бабушка с дедушкой – дети малые. Они гораздо выносливей, чем кажутся. Дед был врачом в Корее. А Ба, она всегда кого-нибудь спасает: будь то птичка с переломанным крылом, больной бобер, или олень, которого сбила машина. Оленя потом выпустили на волю в заповедник живой природы, что довольно забавно, ведь Ба обычно ненавидит оленей, они жрут растения в её саду. «Красивые крысы», - так она зовет их. «Вкусные крысы», - приговаривает Дед, когда пускает одного такого на стейк. Но тот олень, Ба просто не могла вынести, видя, как он мучался, поэтому спасла его. Я подозревала, что она посчитала его за одного из своих ангелов.
И все же, когда они входят через автоматические двери, ведущие в отделение интенсивной терапии, оба замирают на месте, как вкопанные. Ба берет Деда за руку, и я пытаюсь вспомнить, видела ли когда-нибудь, как они держатся за руки. Ба взглядом ищет среди больных на койках меня, но только социальный работник начала было указывать в мою сторону, как Дед уже видит меня и направляется в мою сторону.
- Привет, утенок, - говорит он. Он уже сто лет меня так не называл, ну как минимум с тех пор, когда я была еще младше, чем Тедди сейчас. Ба медленно подходит к моей кровати, судорожно сглатывая, пока идет. Может быть, раненые зверушки все-таки не были такой уж хорошей подготовкой.