Папа закатывает глаза, кладёт свою руку поверх маминой и прочищает горло в своей учительской манере. – Как я и говорил, сначала национальное радио, а затем, когда новости закончатся, классическая радиостанция. Тедди, мы не будем мучить тебя этим. Ты можешь послушать плеер, - говорит папа, начиная отсоединять съёмный плеер, которым он снарядил радиоприёмник. – Только не смей слушать Элиса Купера в моей машине. Я запрещаю. - Папа открывает бардачок, чтобы посмотреть, что там есть. – Как насчёт Джонатана Ричмана?
- Я хочу Губку Боба. Он точно в машине, - кричит Тедди, подпрыгивая вверх и тыкая в плеер. Шоколадные блинчики с чипсами, залитые сиропом, однозначно только увеличили его гипервозбуждение.
- Сын, ты разбиваешь мне сердце, - шутит папа. Мы с Тедди выросли на тупых мелодиях Джонатана Ричмана, который для папы с мамой что-то вроде святого покровителя музыки.
Как только с музыкой всё выяснили, мы выезжаем. В некоторых местах на дороге лежит снег, хотя по большей части она просто мокрая. Но ведь это Орегон. Дороги здесь всегда мокрые. Мама раньше шутила, что у людей начинаются проблемы, если дорога высыхает. - Они становятся самоуверенными, отбрасывают сомнения и ездят как идиоты. А полицейский наслаждаются, раздавая штрафы за превышение скорости.
Я прижимаюсь головой к окну и разглядываю мелькающий за ним пейзаж – живописные тёмно-зелёные ели, кое-где усеянные снегом, тонкие, как дымка, полосы белого тумана, и тяжелые серые тучи, повисшие над головой. В машине так тепло, что стекло запотевает, и я рисую на нём маленькие закорючки.
Когда новости заканчиваются, мы включаем классическую радиостанцию. Я слышу первые несколько тактов сонаты Бетховена номер три для виолончели, над которыми я как раз должна была поработать сегодня днём. Это похоже на какое-то космическое совпадение. Я концентрируюсь на нотах, представляя, будто играю, испытывая благодарность за такой шанс попрактиковаться и счастье находиться в тёплой машине вместе с моей сонатой и моей семьёй. Я закрываю глаза.
Ты и подумать не могла, что после произошедшего радио будет работать. Но оно работает.
Машина раскурочена. Удар четырёхтонного грузовика на скорости сто километров в час в пассажирскую дверь имеет силу атомной бомбы. Он оторвал двери, метнув передние пассажирские сиденья на лобовое стекло. Он отбросил ходовую часть на другую сторону дороги и разодрал в клочья двигатель, как будто он не тяжелее паутинки. Колёса и колпаки улетели далеко в лес. Загорелся бензин, вытекший из бензобака, так что теперь маленькие языки пламени извиваются на дороге.