Охотники. Погоня за жужелицей (Бортникова) - страница 41

Не заблудишься.

А ведь десять лет назад дед не пожелал выслушать Артура. «Выдумки… Менялы — не хранители. Любят приврать и прихвастнуть, чтобы их не держали за вульгарных лавочников. Сказки… В ордене бы знали о такой сильной паре… Однако я уточню по своим каналам. Как-нибудь позже… Ну?» — дед выжидающе протянул руку за Бабочкой. Артур отдал футляр. Почему-то он не сумел сразу все пояснить, а молча наблюдал, как старик узловатыми своими пальцами теребит замочек, как смотрит недоумевающе на пустой чехол, потом на внука. А потом никому уже дела не было ни до сказок, рассказанных стамбульским менялой, ни до уникальных способностей Артура Уинсли-младшего. «Ты разочаровал меня. Чрезвычайно», — это было последнее, что Артур услышал от деда, прежде чем тот указал ему на дверь.

Выходит, дед все же подтвердил существование султанской пары. И, выходит, ему не наплевать на внука, раз через десять лет он предложил тому пусть опасную, но все же реальную возможность вернуться. Ну что ж… Много лет назад Артур счел бы дедово решение блестящим, подсказку унизительной, но необходимой, а задачу почти невыполнимой, отчего особенно привлекательной. Теперь же Артуру было всего лишь страшно. Его простая, понятная черно-белая война по чужой воле превращалась в шахматную партию, в которой ему отводили роль послушной пешки. Нет. Орден с его карьерными чудесами Артура больше не привлекал, но отказаться от возможности, пусть даже призрачной, вытащить ребят из хронозадницы майор Норфолкского полка Артур Уинсли не имел ни малейшего права.

— Думается, я смогу быть в этом деле полезен, сэр, — сообщил Артур командиру, возвращая досье. И не успел даже заикнуться о переводе в Турцию, как получил соответствующий приказ. К тому же ему причитался целый месяц отпуска.


***


Вернувшись в Лондон из Дамаска ранней весной, Артур быстро утомился от полезных для здоровья прогулок по Гайд-парку, разговоров о войне и традиционных клубных посиделок. Поэтому, получив в генштабе кое-какие документы для передачи генералу Милну — командующему британской ставкой в Константинополе, майор Артур Уинсли, ни секунды не медля, отбыл в Париж, откуда ему предстояло выехать по месту назначения вместе с группой британских дипломатов, особо не скрывающих своей принадлежности к военной разведке.

Путешествием Артур наслаждался — он давно уже отвык от беспечной французской роскоши. В Лондоне в моде была аскеза: джентльмены отказывались от сигар и бурбона, а дамы хвастали друг перед другом нижним бельем, шитым из шелка сбитых дирижаблей. Но, смакуя арманьяк под шершавый звук патефонной пластинки и аромат хорошей еды, Артур ничуть не сожалел, что однажды всего этого лишился, отдав предпочтение войне. Единственное, по чему он действительно тосковал, — это по женскому обществу. Не по липкому вниманию легких женщин — такого добра даже в Александрии или в Дамаске можно было при желании найти с избытком, не по наивной влюбленности офицерских жен и дочерей и не по выхолощенной болезненной привязанности аристократок вроде Сесилии Эгертон. Артур тосковал по изысканному опасному флирту, по тонкой игре взглядов и жестов, по изящной беседе, на первый взгляд светской и пустой, но по сути своей сплетенной из полунамеков и обещаний. Актрисы, дамы полусвета, писательницы и поэтессы — женщины умные, свободные и порочные — их Уинсли не хватало. Сэр Артур Эдвард Уинсли был безупречен во всем, кроме одного. Он был неутомимым ловеласом, если выражаться языком леди Сесилии. Жутким, неисправимым бабником, если говорить просто и откровенно.