В наступившей тишине они услышали еще один звук. Прежде его заглушала стрельба. И это был звук, услышать который им хотелось бы менее всего. В джине пронзительно верещал, буквально заливался новехонький гейгеровский счетчик. Его тревожный голосок казался еще ужаснее оттого, что счетчик возили включенным на минимальную громкость. Чтобы фоновое попискивание не мотало нервы патрульным в дальних поездках.
— Все назад! — внезапно охрипнув, приказал Караджан. — Не двигаться!
Человек по-прежнему не останавливался. Все так же шагал в направлении внутренней заставы и очередного забора, тянувшегося в двух милях восточнее. Пули изодрали его ризу, или как там называлось это бурое одеяние. Насколько удалось рассмотреть, никакой другой одежды под облачением не было, тело сплошной коростой покрывала не то пыль, не то грязь, не то еще что-то неясное. Караджан спрятал пистолет в кобуру, нащупал бинокль, поднес к глазам и принялся крутить колесико фокусировки. Руки тряслись так, что перед глазами все плыло, пока он не догадался прижать локти к телу. Тогда удалось рассмотреть тощую, костлявую ногу, мелькавшую в складках подола. Нога была красная, но, похоже, вовсе не от запекшейся грязи.
Караджан опустил бинокль. Люди смотрели на него, счетчик понемногу прекращал истерически вопить, но звук оставался по-прежнему громким, а это сулило скверные новости.
— Отодвигаемся на двадцать ярдов вон в ту сторону, — распорядился Караджан, указывая вдоль дороги. Подальше от джипов. Подальше от траектории того, что находилось внутри одеяния. — Смотреть в оба! Этот тип мог быть не один.
— Не один?.. — пробормотал кто-то, кажется Брекенридж.
— Заткнуться и исполнять!
Караджан прикурил сигарету и закашлялся. В горле у него было совсем сухо. В пустыне всегда царила сушь, но сегодня она донимала особенно сильно.
— Что делать будем, сержант?
— Ловить гада, — сказал Караджан.
Он бросил недокуренную сигарету и побежал к головному джипу. Там тоже надрывался гейгер на заднем сиденье, хоть и не так громко, как в другой машине. Сержант схватил полевую рацию и поспешил обратно, а по здравом размышлении отвел людей еще на сто ярдов прочь. Просто ради того, чтобы писк счетчиков не отдавался в ушах настолько пугающе. А то как бы со страху в штаны не наложить прямо на глазах у парней. Пришлось резко вобрать воздух и срочно переключить мысли на что-то еще.
Караджан работал в службе безопасности полигона вот уже три года. Ему доводилось разговаривать с учеными, особенно с теми, кому плохо спалось по ночам, и они гуляли по городку, радуясь собеседнику. Он рассказывал им о Корее и о том, как им тогда не хватало бомб. Желательно побольше и помощнее. Потому что против них там стояли многие миллионы китайцев и русских, и ничто иное было просто не способно остановить их. Но беседы охранников и ученых этим не ограничивались, так что все были наслышаны о радиационном отравлении и о том, как от него умирают. И еще о том, что все, ранее допустившие неосторожность с облучением, были уже мертвы. Либо мечтали о смерти.