— Сэр, зачем вы обижаете моего дедушку?
Боб стоял с клинком, прижатым к шее старика, от его плаща еще шел дым. Оглянувшись, он увидел на пороге юную женщину. Она была маленькая и тоненькая, очень опрятно одетая на европейский манер. Широкоскулое личико, темные большие глаза… Их самки любили потешить свое тщеславие. Ни одной дурнушки среди них Боб еще не видал.
Он устало припомнил, о чем Парсонс предупреждал его в переулке. И о Бернсе, летевшем из Ханоя. Теперь вот разбирайся в одиночку сразу с двумя.
— Мисс Лау?
— Да, сейчас меня так зовут.
— А мистер Янг, значит, ваш дедушка?
Нежный ротик улыбнулся. У нее были прелестные мелкие зубки.
— По вашим меркам — не вполне, — сказала она. — Но нас связывают общность происхождения и узы чести, слишком изощренные, чтобы вы могли уразуметь. Короче, я совсем не хочу, чтобы он умер.
— Да он уже мертв, — ответил Боб Чой. — Его недавние преступления составили приговор, а я — лишь закономерное подтверждение. Ты же знаешь, как это бывает.
Она опять улыбнулась.
— Преступления? Это какие же?
От Боба не укрылось, что старик вполне успешно расшатал дротик и был близок к тому, чтобы освободиться. Ботинок Боба впечатался в раздутый живот, опрокидывая старика обратно в кресло. Даже сквозь кожаную подошву ощущался жар огненных камней, расположенных в глубине брюха. Старик зарычал и что-то произнес на неведомом Бобу языке.
— Три убийства, а может, даже четыре, — спокойно проговорил Боб. — Мужчина, две женщины и ребенок. Вот преступления, которые меня сюда привели. Полагаю, мне и тебя придется убить.
В ответ раздался упоительный серебристый смех.
— Убийства? С какой стати называть это убийством? Вы ведь, небось, свинину едите? И говядину.
Боб Чой закатил глаза.
— Ну вот, опять двадцать пять.
— Вас отдают под суд за смерть этих животных? — спросила мисс Лау. И воздела изящные руки, передернув хрупкими плечиками. — Так почему же нас преследуют за то, что мы тоже кем-то питаемся? Не вижу никакой разницы! Одним человеком больше, одним меньше. Мир велик!
— Мы не свиньи и не коровы, — сказал Боб Чой. — У нас есть право защищаться.
Она выгнула тонкие брови.
— Мы? Ты что, и себя к ним относишь?
— Вообще-то я человек.
— А ты уверен? Ты, вынюхивающий нас посреди кишащего запахами города? Ломающий двери голыми кулаками? Ты без вреда для себя выдерживаешь огненное дыхание, а твоя кожа содержит яд, не позволяющий тебе прикасаться к другим людям. Даже к женщинам — только через перчатки! С такими-то усовершенствованиями ты еще причисляешь себя к роду людскому? Вот уж не сказала бы, — довершила девушка, улыбаясь. — Может, ты и был им когда-то, но теперь… Теперь ты, как и мы, только внешне похож на человека!