Как-то раз он болтал с мисс Спринг-Райс и был более оживлен, чем обычно, поскольку разговаривали они по-немецки. Эта весьма симпатичная молодая леди говорила довольно бегло, чем, видимо, гордилась; для Альберта разговаривать на родном языке всегда было радостью.
— Я полагаю, общение с этой молодой леди доставляет вам удовольствие, — заметила однажды Виктория, услышав, что их беседы, как она выразилась, «все продолжаются и продолжаются».
— Да, говорить с ней по-немецки довольно интересно, — ответил принц. — Произношение у нее не такое уж и плохое. Она иногда так забавно уродует глаголы, что мне приходится делать ей замечание.
— Я тоже хотела бы сделать вам замечание. Мне неприятно слышать, как вы хихикаете с этим глупым легкомысленным созданием.
— Но разве мы хихикали? — удивился принц. — Не думаю, что наш разговор можно назвать хихиканьем…
— Я называю его именно так, — надменно сказала королева и направилась прочь.
У себя в комнате она посмотрелась в зеркало.
— Я никогда не была такой уж красавицей, — сказала она, — а беременность, безусловно, не улучшила мою внешность.
Лецен изволила выразиться в том смысле, что, когда женщина собирается рожать, природа с нею что-то делает, окружает ее какой-то аурой, придает ей особую привлекательность…
— Не мелите чепухи, — оборвала ее королева. — Где эта аура? Покажите мне ее.
— Это нечто такое, что нельзя показать.
— Вы говорите так, чтобы умиротворить меня. Никакой ауры не существует. Вы знаете, Лецен, порой мне кажется, что вы продолжаете считать меня ребенком, а это время давно прошло, так что, пожалуйста, не забывайтесь. Я не позволю, чтобы ко мне относились, как к какому-нибудь плаксивому младенцу.
Баронесса приняла такой обиженный вид, что Виктория воскликнула:
— Ах, Лецен, простите меня. В последнее время я невыносима. И, что хуже всего, я постоянно ссорюсь с Альбертом.
— А кто довел вас до этого состояния? Он должен понимать.
— Да он понимает. Он ангел.
Ей надо постараться быть благоразумной, надо дать Альберту понять, что она не виновата в том, что у нее такой характер, да к тому же еще она беременна.
Несколько дней она была с Альбертом само очарование, и он, милый добрый ангел, вел себя так, как будто ничего особенного не произошло, а потом она стала устраивать сцены, упрекая его в излишнем внимании то к одной, то к другой фрейлине.
— Первые месяцы как раз худшие при беременности, — успокаивала ее Лецен. — Потом, как и в прошлый раз, вы станете совершенно спокойной.
— А вы и сейчас относитесь к этому спокойно, — отвечала Виктория. — Вам не нужно через все это проходить. Вы, ей-богу, как дядя Леопольд.