Она не будет счастлива, пока они с Альбертом не помирятся.
Она подбежала к его комнате. Дверь была заперта.
— Альберт, — крикнула она, стуча.
— Это вы, Виктория? — Голос его звучал так же на удивление спокойно, как будто ничего не произошло.
— Альберт, я хочу поговорить с вами. Можно мне войти? — В голосе ее была робость. Она и чувствовала себя робко. Даже Лецен и лорд Мельбурн не раз говорили, что у нее горячий темперамент. Лорд Мельбурн называл его «холерическим» и говорил, что ей неоходимо его сдерживать.
Альберт уже успел переодеться. Он стоял у окна и смотрел во двор.
— Альберт. — Она подбежала к нему и бросилась в его объятия.
Он нежно улыбнулся. — Ну-ну, все прошло, — принялся он ее утешать.
— Нет, не прошло. И я могла такое сделать! С вами!
— Чай был чуть теплый, — сказал Альберт с улыбкой, — а чашка очень маленькая.
— Альберт вы мой бесценный! Как вы добры, как умеете прощать!
— Может, забудем об этом?
— О да, Альберт. Но, боюсь, самой мне этого никогда не забыть. Я вела себя непростительно. Как невоспитанная.
— Согласитесь, моя дорогая, вы же никогда не хотели слушаться матери, как себя вести, вы слушали лишь гувернантку, и, боюсь, она вам льстила, потому что ей очень хотелось сохранить вашу благосклонность.
Он затаил дыхание. Как-то она воспримет откровенную критику ее идола?
Она хотела было тут же взять под защиту свою любимую баронессу, но ее снедали угрызения совести, и она ничего не ответила.
— Мне бы не следовало выходить из себя, Альберт.
— Да, любовь моя, выходить из себя всегда плохо.
— Но вы меня вынудили.
— А следует ли так горячиться только потому, что выражается мнение, противоположное нашему собственному? Если кто-то и не хочет соглашаться с другими, ему, например… не следует обливать другого чаем.
Она засмеялась.
— Больше я на вас чай выплескивать не буду.
— Да, пожалуйста, выплесните, если уж вам так захочется, но только если он будет не слишком горячим, а чашка — не очень большой.
Она опять засмеялась и он вслед за нею. Она прижалась к нему, осыпая его страстными поцелуями.
— Ах, ангел мой милый, вы слишком хороши для меня, — воскликнула она.
Альберт, утонув лицом в ее волосах, довольно улыбался. Он чувствовал, что кое-чего он сегодня добился.