Теперь она смотрела на него во все глаза. И, боже, что это были за глаза! Они сияли светом звезд, сумрак не скрывал этого.
И то, что Том чувствовал при этом… Да, он был уверен — это и называется любовь. Он узнал сегодня, что ее можно ощутить, как порыв ветра, который поднимается из груди. Горячего, как ветер в пустыне, но не обжигающего. Он мог бы заплакать от счастья. Но он ведь мужчина, а мужчины не плачут. Остается лишь чувствовать это простое, пронзительное и… физическое счастье.
И Том понял, что нет преград, которые не могли бы устоять перед его волей и его чувством. Он потянулся к Эмили.
— Доверься мне. Все будет хорошо. Тебе будет хорошо.
Какие наивные слова… Эмили прикрыла глаза. У нее были мужчины, были даже те, с кем хотелось заниматься любовью — по крайней мере, до первого раза. Но никогда никому ей не хотелось отдаваться.
А теперь это желание пришло и затмило собой все: здравый смысл, прошлый опыт, принятые решения. Ей хотелось отдать ему всю себя, до последней клеточки покориться его воле.
— Том… — Имя его превратилось в полустон.
— Да? — Он, едва касаясь, провел губами линию от ее уха к ключице.
— Я тебе верю.
Не надо было этого говорить. Но слова сорвались в многозначительную, наполненную тишину комнаты. Абсолютная капитуляция. Сладкая капитуляция.
Стон.
Тьма накрывает сознание, милосердная тьма.
Его губы — на ее губах. Руки — кольцом вокруг нее. Или на шее? Или на груди? Не важно!
Волнами бегущее по телу тепло. Тепло превращается в жар. Кажется, по венам течет уже не кровь, а расплавленный металл, лава… Разве может такая мука быть такой божественно-прекрасной… или адски-прекрасной?
Истома. Тягучее желание.
Безмыслие. Бессмысленное? Нет, ни в коем случае! Смысл — есть, и он превыше всего, что когда-либо происходило с ней!
Это сладость.
Это нежность.
Это утоленная жажда: поцелуев, объятий, ласк…
Как же сладка вода в пустыне! Как мед! Эмили казалось, что ей впервые в жизни дали вдоволь воды — а двадцать два года до этого она изнемогала от жажды…
Вот, значит, на что это похоже, когда по-настоящему! Том встал, легко, без усилий, подхватил ее на руки и, не прекращая целовать, отнес в спальню…
Эмили не помнила, как заснула, точнее помнила только, что заснула счастливой, до самых краев своего существа полной пережитого наслаждения.
И ей страшно не хотелось просыпаться. В общем-то она уже проснулась, но мысль о том, чтобы открыть глаза, казалась ей невыносимой.
За тоненькой завесой век ее ждал большой, холодный, жестокий мир. Воспоминания о вчерашнем таяли, и она едва не плакала от горечи: ну почему так? Почему все уже закончилось? А вдруг это больше не повторится? И сколько будет орать этот дрянной будильник?!