Я остановился в нерешительности. Когда смотришь со спины, лица не видно. Это очень важно, часто ведь как бывает - со спины кажется - просто прелесть, а как обернется - уродина. Поэтому можно предполагать, глядя сзади, что перед тобою - английская королева, и - вперед, через Ла-Манш, с подвесками прямо в Букингемский дворец, в его глубокую и тайную дверь, в его последнюю спальню, в дальнюю келью, в высокую башню, в черную темницу. Кроме того, если, скажем, одну ногу она поднимает вверх и сгибает в колене, то дворец как бы приподымается, становится больше, бедро - круглее, а вход в замок короля чуть пошире, чем если ноги просто вытянуть вместе. Зато так не видно груди.
Ее можно почувствовать только руками, правда, вся ее тяжесть с шершавыми окончаниями попадает прямо в ладонь и заполняет ее целиком, будто в руке персик, горсть вязкой сметаны, или целлофановый пакет с водой. Все это прекрасно понимают наши союзники по борьбе - живописцы. Спорим, что обнаженных женщин, изображенных сзади или чуть-чуть сбоку, раза в два больше, чем "передовых"! Да и вообще, всем известно, что главное в девушке - это попа. Из нее должно выходить все остальное, и распространяться вверх и вниз, не забывая, однако, про исходный пункт.
Поэтому, когда я смотрел на "заднюю", первая тоже повернулась ко мне спиной, сладко вытянулась и призывно покрутила попочкой. Когда я снова взглянул на нее минут через пять, движения не прекратились, что было очень важно для нашего романа. Время близилось к ночи, а я так и не знал, кто передо мной - английская королева или китайская принцесса, или они были одновременно, и мы все еще не знали, что всего через несколько часов наш корабль пойдет ко дну.
Священник Босх лег на койку, подложил под голову ладони, закрыл глаза и погрузился в размышления. Плавание продолжалось уже второй день, и совсем скоро он сможет, наконец, прикоснуться губами к Святым местам Земли Обетованной. В дороге Босх принял очистительный обет, и питался только водой и маленькими солеными сухариками из бородинского хлеба, которые он сушил сам долгими зимними вечерами у себя дома в духовке. И сейчас перед ним на столике стоял стакан с водой, Библия и несколько желанных кусков хлеба. Но он удерживал себя и старался думать о высоком.
В коридор он почти не выходил, и связь с миром поддерживал только через зеленый иллюминатор, в котором сейчас серые тяжелые волны налезали одна на другую, как будто им было тесно. Вдруг он стал думать о Ное, который, вероятно, плавал в этих же местах. Мысли о Земле Обетованной путались с описанием потопа, с воспоминаниями о пути к желанным местам и о других путешествиях, которые случались в его жизни.